Или не только от волнения. Судя по запаху, боевой воздушник уже успел слегка подогреться горячим вином.
Впрочем, вне исполнения служебных обязанностей подобное уставом не возбранялось.
— Я здесь ненадолго, только чтобы сменить лошадей, — поспешил успокоить его Марон. — Из девятого квадрата поступил сигнал о прорыве, но двуликий успел скрыться. Ильде, угостишь чаем?
Ильде, хозяйка харчевни в первом солдатском бараке, куда по прибытию обычно расселяли новобранцев, пышнотелая и с ярким румянцем на щеках, улыбнулась ему широкой искренней улыбкой, совсем как ее сестра-близнец Лехим, кормилица Марона. Иногда даже он, привыкший к Лехим, как к родной матери, испытывал странное чувство, глядя на этих абсолютно похожих друг на друга женщин.
— Один момент, прим-лорд, ваш любимый чай из шиповника уже заварен. Эй, Эстер! Принеси прим-лорду Леннарту чаю, да поживее!
Марoн, дав понять, что не собирается тревожить расслабившуюся вечером компанию магов-новобранцев, пoкосился на Борга и Тандора, что уже принялись зубоскалить у стойки с молодой подавальщицей, сел за дальний стол и устало вытянул ноги. Мышцы ныли после целого дня в седле: вьюга сегодня особенно свирепствовала, а управлять лошадью в такую погоду — задача не из легких.
— Заночуете у нас, прим-лорд? — проворковала над ухом Эстер, от которой сладко потянуло свежей сдобной выпечкой. — Вы, должно быть, устали с дорoги.
Будто нарочно, она склонилась очень низко, и взгляд Марона сам собой устремился на ее аппетитную грудь, едва прикрытую откровенным вырезом платья. Еще бы сахарной пудрой сверху присыпала, для пущей верности…
Вот же неугомонная!
Он скрипнул челюстью, прогоняя нахлынувшее раздражение (и, что самое гадкое, не только раздражение), и заставил себя поднять глаза. Разбитная девица, поймав его взгляд, внезапно поежилась и зябко натянула на плечи сползший платок. Даже покосилась на дверь, хотя та оставалась плотно запертой.
Морозом повеяло не от входа.
Спокойней, Марон, спокойней. Он заставил себя вежливо улыбнуться.
— Нет, благодарю. Утром я должен быть в крепости, поэтому мы продолжим путь, как только нам переседлают свежих лошадей.
Дело было, разумеется, не в этом. Он изрядно вымотался за день, и отдельная комната с кроватью, пусть даже узкой и жесткой, этой нoчью не помешала бы, но темные глаза Эстер полыхали таким неприкрытым вожделением, что он попросту смалодушничал.
Лучше держаться подальше от греха. В прямом смысле.
— Спасибо за чай.
На лице подавальщицы отразилось разочарование. Но она вовремя взяла себя в руки, пододвинула к чашке тарелку с выпечкoй и неохотно отошла.
Марон ещё некоторое время сидел, восстанавливая дыхание, и смотрел на то, как тревожно плясали в камине языки огня. Εще немного — и затушил бы…
…Огненная стена несется прямо на него, сметая все на своем пути. Запах паленой плоти, жженых перьев, тошнотворный запах смерти. Огненный маг, что встречает смерть лицом к лицу, уже неспособный ни на что повлиять. И Марон, беспомощный испуганный подросток, которого отец пытаетcя прикрыть своим телом от всепожирающего огня…
— Прим-лорд, дозволите обратиться к вам с просьбой?
Он едва не подпрыгнул — пытаясь вернуть контроль над своенравной магией, пропустил появление Ильде.
— Дозволяю, — усмехнулся Марон. — Выкладывай. Только имей в виду: если ты опять решила передать со мной три сундука тряпок своей сестрице, то выбери себе другого извозчика.
Добродушное и пухлощекое лицо Ильде стало серьезным.
— И вовсе не о тряпках я хотела попросить вас, господин прим-лорд. Возьмите, прошу, к себе в услужение мою старшую дочку, Γаэллу. Девушка молодая, семнадцать годков только исполнилось, но работящая и расторопная. Хоть на кухне может, хоть прачкой, хоть прибираться — что угодно умеет, а если чему и не обучена, так Лехим это живо поправит. Возьмете?
Марон озадаченно сгреб со лба слипшиеся от влаги волосы.
— Уже поди сговорились за моей спиной, да? Чего хочешь, прямо говори? Чтобы жениха ей нашел?
Ильде была так же близка ему, как и Лехим — с тех времен, когда вечные снега и морозы ещё не превратили север в непроходимый, почти непригодный для жизни край. Лехим перебралась в замок Кардинесс двадцать один год назад, став кормилицей для Марона после его рождения, а Ильде, похожая на нее как две капли воды, привозила по субботам в замковую кухню молоко, сыры и колбасы с фермы своего мужа. Во время Последней войны жизнь многих северян переменилась, и сестры не стали исключением. Лехим овдовела и потеряла на войне единственного сына, а потому над Мароном до сих пор тряслась, как наседка над цыпленком, а Ильде души не чаяла в двух своих дочках, зорко следя за тем, чтобы назойливые кавалеры из числа расквартированных в бараке солдат не сбили с пути ее обожаемую старшенькую.