— Да, беру.
— Клянешься ли ты, Марон Леннарт, при жизни твоей предоставлять жене своей пищу и кров, уважать ее как равную тебе и заботиться о ней, оберегать от невзгод, разделять с ней беды и умножать радости, преданно любить ее и детей, рожденных от нее?
Обычные слова обычной клятвы, какие говорят каждому жениху и каждой невесте — всего лишь условность, которую вынужден соблюдать капеллан, но Марон, не привыкший бросать слова на ветер, на мгновение замешкался. Впрочем, разве он солжет хоть в чем-нибудь? С Рэйлин Хассель хотелось делить и кров, и пищу, хотелось делить с ней печали и радости, хотелось любить ее — и даже если однажды он перестанет быть ее мужем, разве это что-то изменит? Пока он жив, он будет заботиться о ней так или иначе.
И даже о ее детях, рожденных не от него.
— Клянусь.
— Дева Рэйлин Хассель, берешь ли ты в законные мужья Марона Леннарта, преданного сына Отца нашего Прародителя?
— Беру, — сухо уронила она.
— Клянешься ли ты, Ρэйлин Хассель, при жизни твоей хранить тепло в доме мужа твоего, уважать его как равного тебе, заботиться о нем и поддерживать в решениях его, разделять с ним беды и умножать радости, преданно любить его и стать матерью его детей для продолжения рода отцов его?
Марон завороженно смотрел на свою невесту. Ее покрасневшие на морозе губы дрогнули, чуть приоткрылись, словно в растерянности, на миг скрылись за облачком пара — и вновь обиженно сомкнулись.
— Клянусь.
— Как Отец наш Прародитель соединил судьбу с Матерью нашей Прародительницей, чтобы дать жизнь роду человеческому, так и я соединяю тебя, Марон Леннарт, с девой Рэйлин Хассель, чтобы стали вы плодородной ветвью на благословенном древе рода вашего. Дева Рэйлин, в знак того, что не принадлежишь ты более имени отца своего, отдай печать рода Хассель во владение своему мужу.
Рука Рэйлин, затянутая в плотную кожаную перчатку, покорно коснулась ворота шубы, нащупывая скреплявшую его фибулу с гербом Хасселей, но та никак не желала поддаваться: тонкие пальцы слушались плохо, не то от волнения, не то от холода, царившего в часовне. Марон терпеливо ждал, запрещая себе даже пошевелиться: помогать невесте в таком деле означало вмешаться в ее добрую волю и грубо нарушить положенный ритуал. Наконец Рэйлин раздраженно стащила с ладони перчатку и выдернула фибулу, не глядя сунув ее в руку Марону.
— Марон Леннарт, в знак того, что принимаешь деву Рэйлин своей женой, передай ей во владение печать своего имени.
Марон, последовав примеру Рэйлин, стянул перчатки и аккуратно, не торопясь пристегнул фибулу с гербом Леннартов на ворот ее шубы.
Ρэйлин упорно смoтрела в сторону.
— Марон и Рэйлин Леннарт, были вы порознь, отныне вы муж и жена, что есть суть одно. Да благословят вас прародители на жизнь долгую и плодовитую, чему станет свидетельством поцелуй чистой любви.
Марон словно провалился в вязкое марево, на короткое мгновение поверив, что все это происходит взаправду. Загляни прародители в этот миг к нему в душу, они бы убедились, что ничего, кроме чистой и искренней любви и желания защитить, там не было и нет — так грешил ли он, принося свои брачные обеты? Рэйлин медленно повернулась, опустила ресницы, упрямо не желая на него смотреть. Γубы ее сжались еще плотнее, обозначив сердитую складку, пальцы, словно в защитном жесте, сомкнулись на груди.
Марон, повинуясь странному порыву, накрыл ладонью ее правую руку, что так и оставалась обнаженной. Холодная, как ледышка… и такая хрупкая. Осторожно потянул, развернул к себе внутренней стороной, поднес к лицу. Губы коснулись подушечек ее пальцев, медленно спустились вниз, согревая дыханием, припали к раскрытой ладoни. Воздух отчего-то казался густым, вязким, каждый вздох теперь давался с трудом, в груди что-то хрипло клoкотало, а ненасытные губы уже скользили по ребру ладони вниз, к тонкому запястью…
Вспыхнул изумрудной зеленью удивленный взгляд, мазнул по лицу, прожег до самого сердца. Марон почувствовал, как вздрогнула Рэйлин, как судорожно вздохнула, отчегo ее лицо тут же скрылось за облачком пара, а ее пальцы в его ладони как будто полыхнули жаром… Марон отпрянул и застыл, с ужасом наблюдая, как ее темные ресницы прямо у него на глазах покрываются кристалликами инея. Выпустил ставшую странно горячей руку из ладони, поспешно отступил. Силы небесные! Ну почему даже сейчас?!
Но ведь… в часовне и без него было холодно, не так ли?
— Радость-то какая, наконец-то свершилось! Да благословят вас прародители и ниспошлют вам много долгих и счастливых лет вместе, и да подарят вам детей столько, чтобы звезды на небе позавидовали! — воскликнула растроганная Лехим, разом позабыв, что буквально утром сердилась на Марона так, что и разговаривать с ним не хотела. — Ну идемте же, идемте домой греться, там уже, должно быть, поспели горячее вино и свадебный пирог!