— Да.
Мистер Кондукис снова сел, на сей раз на стул. Он сидел, выпрямив спину, но, словно сообразив, что его поза производит впечатление напряженности, скрестил ноги и сунул руки в карманы брюк. Аллейн стоял в нескольких шагах от него.
— Я собираюсь задать вопрос, — сказал он, — который может оказаться чрезвычайно неприятен вам. Я хочу услышать о карнавальной ночи на борту «Каллиопы».
Аллейну приходилось видеть людей, сидевших в той особого рода неподвижности, которая напала теперь на мистера Кондукиса. Так сидят в камерах в здании суда, ожидая возвращения присяжных. Во времена, когда применялась смертная казнь, по рассказам тюремных надзирателей, так сидели люди в ожидании отсрочки приговора. Аллейн видел легкие ритмичные движения шелкового малинового платка и слышал дыхание мистера Кондукиса, каким бы бесшумным оно ни было.
— Это случилось шесть лет назад, не так ли? — начал Аллейн. — И в ночь карнавала произошла катастрофа.
В знак согласия мистер Кондукис на секунду прикрыл глаза, но не проронил ни слова.
— Была среди ваших гостей на яхте миссис Констанция Гузман?
— Да, — равнодушным тоном ответил Кондукис.
— Вы сказали мистеру Джею, что купили шекспировские реликвии шесть лет назад.
— Правильно.
— Были ли они с вами на борту яхты?
— Почему вы так решили?
— Потому что Джей нашел под перчаткой обеденное меню с «Каллиопы». Ему показалось, что в заглавии стояло «Вильфранш». То самое меню, которое вы сожгли в камине.
— Меню, видимо, случайно попало в письменный прибор. Оно неприятно напомнило о злосчастном путешествии.
— Значит, письменный прибор и его содержимое были на яхте?
— Да.
— Могу я спросить почему, сэр?
Мистер Кондукис пошевелил губами, затем сжал их и снова пошевелил.
— Я купил их у… — он с резким звуком прочистил горло — …у человека, бывшего на яхте.
— Можно ли узнать, кто этот человек?
— Я забыл.
— Забыли?
— Не помню его имени.
— Это был Найт?
— Нет.
— Существуют морские архивы, мы можем справиться в них. Не молчите, пожалуйста.
— Он был членом команды. Он попросил меня о встрече и показал письменный прибор, который хотел продать. Ему он достался, как я понял, от хозяйки меблированных комнат. Я решил, что содержимое почти наверняка ничего не стоит, но все же дал ему денег, столько, сколько он запросил.
— И сумма составила?..
— Тридцать фунтов.
— Что стало с этим человеком?
— Утонул, — глухим сдавленным голосом ответил мистер Кондукис.
— Каким же образом письменный прибор и его содержимое оказались спасены?
— Ума не приложу, какой фантастический поворот мысли заставил вас вообразить, что все это имеет отношение к расследованию.
— Я надеюсь доказать вам, что имеет. Уверен, что связь существует.
— Письменный прибор был со мной на палубе. Я показывал его содержимое некоторым моим гостям, мне было интересно узнать их мнение.
— Миссис Гузман видела реликвии?
— Возможно.
— Она заинтересовалась?
Выражение, промелькнувшее на лице мистера Кондукиса, Аллейн позже охарактеризовал как «сугубо деловое».
— Она коллекционер.
— Не высказывала ли она желания купить их?
— Высказывала. Но я был не склонен продавать.
Аллейну вдруг пришло в голову любопытное соображение.
— Скажите, — спросил он, — вы и ваша собеседница были в карнавальных костюмах?
Мистер Кондукис глянул на него с презрительным недоумением.
— Миссис Гузман была, кажется, в андалузском наряде. На мне было домино поверх вечернего костюма.
— Вы оба были в перчатках?
— Нет! — громко произнес Кондукис и добавил: — Мы играли в бридж.
— На ком-нибудь из гостей были перчатки?
— Дурацкий вопрос. Возможно, на ком-нибудь были.
— Экипаж тоже был в карнавальных костюмах?
— Разумеется, нет!
— Стюарды?
— Одеты как лакеи в восемнадцатом веке.
— В перчатках?
— Не помню.
— Почему вы так не любите светлые перчатки, мистер Кондукис?
— Понятия не имею, — затаив дыхание произнес тот, — к чему вы клоните.
— Вы сказали Перегрину Джею, что терпеть их не можете.
— Личное предубеждение, я не могу объяснить его.
— Не обеспокоили ли вас в ночь катастрофы чьи-то руки в перчатках? Мистер Кондукис, вам нездоровится?
— Я… Нет, нет, я здоров. Вы настойчиво расспрашиваете об эпизоде, прискорбном для меня, трагическом эпизоде, который я болезненно пережил и который потряс меня до основания.
— Я не стал бы этого делать, если бы мог. Боюсь, я должен продолжать. Будьте добры, расскажите подробнее, что случилось в момент катастрофы с вами и людьми, находившимися рядом или появившимися рядом позднее?
На мгновение Аллейну показалось, что Кондукис откажется отвечать, разразится криком или просто выйдет из комнаты, предоставив их самим себе. Однако он не сделал ничего подобного. Бесцветным монотонным голосом он принялся быстро перечислять известные факты. Он говорил о тумане, о неожиданном появлении танкера перед «Каллиопой», о разрушении яхты. Он говорил о пожаре, о нефтяной пленке на воде и о том, как он вдруг увидел внизу прямо под собой деревянный плот из плавательного бассейна и как палуба пошла вертикально вверх, и он заскользил по ней и очутился на плоту.
— Письменный прибор по-прежнему был при вас?
Аллейн правильно угадал. Кондукис сжимал его под мышкой, по-видимому совершенно бессознательно. Когда он рухнул на плот, прибор оказался под ним, потом у него были синяки. Правой рукой он ухватился за веревочную петлю, находившуюся сбоку. Рядом с плотом возникла миссис Гузман и вцепилась в другую петлю. Аллейн представил себе крупный нос, разинутый рот, мантилью, прилипшую к массивной голове и колыхавшиеся на воде кипу мокрых черных кружев и белое тело.
Рассказ прервался столь же неожиданно, как и начался.
— Все. Нас подобрал танкер.
— Были ли на плоту еще люди?
— По-видимому. Я плохо помню. Я потерял сознание.
— Другие мужчины? Миссис Гузман?
— Видимо. По крайней мере, мне так говорили.
— Должен заметить, вы подвергали себя опасности. Плот не рассчитан на большую нагрузку. Сколько человек он может выдержать?
— Я не знаю, не знаю, не знаю.
— Мистер Кондукис, когда вы увидели руки Перегрина Джея в перчатках, цепляющиеся за край дыры на сцене, и услышали его крик о помощи, его слова о том, что он утонет, если вы его не спасете, не напомнила ли вам эта ситуация…
Мистер Кондукис поднялся и принялся пятиться к бюро, словно человек на кинопленке, прокручиваемой назад. Фокс тоже встал и скользнул ему за спину. Мистер Кондукис вынул из нагрудного кармана шелковый малиновый платок и поднес его ко рту, над верхней губой блестели капельки пота. Лоб также прорезали струйки пота, смуглая кожа на лице натянулась, и отчетливо проступили скулы.
— Замолчите, — сказал он. — Да, замолчите.
Кто-то вошел в дом. В отдалении раздался громкий голос, но слов разобрать было нельзя.
Дверь отворилась, и в библиотеке появился новый посетитель.
— Ты рассказал им! — завопил мистер Кондукис. — Ты предал меня! Клянусь, я жалею, что не убил тебя!
Фокс обхватил его сзади. Кондукис перестал сопротивляться почти сразу.
3
Тревор, по предложению Аллейна, должен был сидеть в постели. Его перевели в отдельную палату, помогли сесть и подоткнули подушками. Через кровать, на уровне живота мальчика, был перекинут столик, чтобы складывать на него подношения визитеров. Состояние Тревора значительно улучшилось, он был склонен покомандовать, правда, пока ему недоставало сил развернуться в полной мере.
Отдельная палата была небольшой, но в углу стояла ширма, за которой находился инспектор Фокс. Он спрятался там прежде, чем привезли мальчика. Его большие ноги в начищенных ботинках прикрывал чемодан Тревора. Аллейн устроился на стуле у кровати.