Размышляя таким образом, Перчинка добрался до улицы Трибуналов и, походив под арками, выполненными в мавританском стиле, заметил несколько домов, которые как будто подходили для его цели.
После некоторого колебания он поднялся на крыльцо старинного особняка, построенного, по всей вероятности, еще в семнадцатом веке, и очутился на широкой лестнице из серого камня. Прошмыгнув незамеченным под самым носом у привратника (наученный опытом, он относился к людям этой профессии с недоверием, потому что никогда не знаешь, что у них на уме), Перчинка поднялся на второй этаж и оказался перед стеклянной дверью, рядом с которой была прибита медная дощечка. Если бы мальчик умел читать, то без труда разобрал бы выгравированные на ней слова: «Проф. Молли».
Вспомнив, что со вчерашнего вечера во всем городе нет электричества, Перчинка тихонько постучал в стекло и стал ждать. Прошло несколько долгих минут. Мальчик уже решил, что никого нет дома, как вдруг послышалось шарканье шагов, дверь открылась, и на пороге показалась пожилая женщина.
— Чего тебе? — спросила она таким недружелюбным тоном, что мальчик даже смешался.
— Есть оливковое масло, — пробормотал он.
— Какое еще масло?
— Ну… обыкновенное… которое едят, синьора, — очень вежливо объяснил Перчинка.
— Масло, говоришь? — оживилась женщина, как будто только что поняла, о чем идет речь. — И ты его продаешь?
— Конечно, продаю, — подтвердил мальчик. — Что же вы думаете, я сам его ем?
— Нет, в самом деле масло? — словно не веря своим ушам, переспросила женщина. — То самое, на котором готовят?
— Ну конечно! — воскликнул Перчинка. — Очень хорошее масло, только что из деревни…
Женщина знаком велела мальчику подождать и скрылась за дверью. Поговорив с кем-то, она через минуту снова выглянула на лестницу.
— Заходи, мальчик, — сказала она. — Почем же твое масло?
— Да вы не беспокойтесь, сторгуемся, — ответил Перчинка, благоразумно уклоняясь от прямого ответа.
Дело в том, что у него и действительно не было твердой цены на масло. Он устанавливал ее в зависимости от того, с кем ему приходилось иметь дело. В этом доме, конечно, жили синьоры, поэтому можно было запросить дороже, чем с простых людей.
Пройдя переднюю, мальчик оказался в большом полутемном кабинете, где за столом черного дерева сидел тот самый старик с седенькой бородкой, с которым Перчинка разговаривал на площади Викария, когда немцы разоружали итальянских офицеров. Старик тоже тотчас узнал Перчинку и улыбнулся.
— А, так это ты пожаловал! — воскликнул он. — Как же ты, скажи на милость, узнал мой адрес?
Ему, видно, просто в голову не приходило, что мальчик мог попасть сюда случайно.
— Мне сказали, что вам нужно масло, — не моргнув глазом, соврал Перчинка.
— Мы, дорогой мой, во всем нуждаемся, не только в масле, — ответил старик. — Но… — Он пожал плечами и, кашлянув, бросил взгляд на женщину, которая отворила Перчинке, а сейчас стояла у него за спиной, вытирая руки о передник.
— Спросите у него, сколько он хочет за свое масло, — сказала она, обращаясь к старику. — Хотя, постойте, дайте-ка я прежде посмотрю, что это за масло.
Перчинка вытащил из корзинки бутылку и протянул ее женщине. Та посмотрела масло на свет, потом откупорила бутылку и, капнув его себе на палец, попробовала на вкус.
— Действительно настоящее масло, — произнесла она, повернувшись к старику.
— Так сколько же оно стоит, мальчик? — спросил тот.
__- Сколько дадите, синьор, — ответил Перчинка. Старик пожал плечами.
— Ну, уж в этом я ничего не понимаю, — сказал он. — Мария, сколько нужно ему заплатить?
— М-м… — замялась женщина. — Если как по карточкам…
— По каким карточкам? — перебивая ее, воскликнул Перчинка. — При чем тут карточки?
— Помолчи, дай договорить, — сердито возразила женщина.
— Я его по сто лир за литр продаю, — не слушая ее, решительно продолжал мальчик.
При этих словах оба его покупателя подпрыгнули на месте.
— Сто лир за литр! — тихо, почти шепотом, воскликнул старик. — Да знаешь ли ты, что все мое жалованье меньше ста лир? А я как-никак профессор!
Перчинка молча пожал плечами. Его совсем не интересовало, какое жалованье платят профессорам.
— Мы бы могли взять пол-литра и заплатить тебе десять лир, — снова заговорила женщина.