Лагерь в городе Просткен, куда прибыли теперь Надырхан и его компания, был намного обширнее, чем предыдущий. Здесь Петцет предложил коменданту лагеря вывести из бараков горцев отдельными группами, а не всех сразу.
— Как вас обеспечивают питанием? — обратился Надырхан к выведенной из бараков первой группе пленных. Эмигрант, хотя и не проходил школу агентов-пропагандистов, умел входить в роль.
— Плохо, голодаем, — коротко ответил один из пленных.
— Записывайте, господин Делибей. Их фамилии мы сообщим в Берлин кому следует, — приказал председатель СКНК.
Делибей, держа в руках блокнот, подошел к стоящим в строю военнопленным. Не догадавшись о подвохе, они стали называть свои фамилии. Когда Делибей дошел до середины строя, ему показалось, что перед ним стоит человек, которого он где-то видел. Делибей пристально поглядел в лицо военнопленного.
— Фамилия? — спросил Делибей.
— Азадов, — неохотно ответил пленный.
— Неправда, — с раздражением заметил эмигрант.
— Я говорю правду, — спокойно ответил пленный.
— Неправда! — громко повторил Делибей, приблизившись вплотную к пленному.
— Как хотите, — с видимым безразличием произнес военнопленный.
— Не как хотите, господин чекист! — прокричал Делибей, грозно глядя на военнопленного.
Затем Делибей обратился к сопровождавшему его сзади немцу-автоматчику:
— Посадить в одиночную камеру!
Глава одиннадцатая
ВСТРЕЧА
1
Четвертые сутки, как Сафаров (Азадов) в карцере. В этом каменном мешке было холодно и сыро как в могиле. Время шло мучительно медленно.
Каждый, допрашивавший Сафарова, применял свои методы физического воздействия. Разнообразие в тактике пыток доставляло большое удовольствие немцам и предателям-эмигрантам. Теперь арестованный думал лишь об одном: как бы при потере сознания не выговорить то, что он скрывал от врагов до сих пор. А сознание за последние дни Сафаров терял часто. После каждого допроса немцы волокли его истекающего кровью...
Сафаров вспоминал о своей жизни до пленения. Было у него что вспомнить. Учеба в педагогическом училище в Дагестане, затем работа в далеком горном ауле. Класс, в котором он вел уроки, был самым успевающим в школе — ни одного второгодника. Но недолго он проработал учителем.
Пришло время призыва в армию. Сафаров стал пограничником. На отличника боевой и политической подготовки обратили внимание в части. Вскоре его назначили начальником заставы. Некоторое время он служил на берегах Аракса — пограничной реки между СССР и Ираном. В начале 1941 года Сафарова перевели на западную границу. Война застала его в Бресте. Он только успел посадить беременную жену с трехлетней дочкой в машину, увозившую семьи военнослужащих на восток...
В одном из боев Сафаров был тяжело ранен и попал в плен. На десятый день пришел в себя. Он слышал незнакомую речь человека, делавшего ему перевязку. Бывший начальник заставы Сафаров оказался в лазарете при лагере военнопленных, где он выдавал себя за Азадова.
2
Петцет был против очной ставки между Азадовым и Делибеем, но карцер и самые «новейшие методы физического воздействия» результатов не дали. Азадов молчал на допросах. Петцет настаивал, чтобы арестованный рассказал о своей службе в советских пограничных войсках. Одних слов, сказанных Делибеем во время обхода строя военнопленных, было недостаточно, чтобы разоблачить Азадова. Пограничник отвечал на все атаки сотрудника «Аусланд-Абвера» молчанием. Азадов не знал, что известно о нем врагу. Со дня своего ареста он ломал голову — почему эмигрант назвал его чекистом? Если у него действительно есть какие-то данные, то почему он до сих пор не сказал о них на очной ставке?
...Штольце, наконец, дал согласие на очную ставку.
— Господин Делибей, — задал вопрос Петцет, — откуда вы знаете этого военнопленного?
— Он служил в советских пограничных войсках, герр обер-лейтенант.
— Вы подтверждаете это? — резко повернулся офицер абвера к Азадову.
— Нет, — ответил тот.
— Конкретно!
— Я этого предателя вижу впервые, — в упор глядя на Делибея, проговорил Азадов.
— Так ли, господин Делибей? — спросил Петцет.
— Нет... Сидящий передо мною человек принимал участие в моем задержании, — ответил Делибей.
— Неправда, — бросил Азадов.
— Правда, земляк, правда, — повторил Делибей как можно мягче, хотя в душе готов был перегрызть ему горло.