...Банкетный зал ресторана «Кайзерхоф» был переполнен. Только недалеко от входных дверей никто не сидел за маленьким столиком. Шерикбей и его спутники заняли места. Подошел официант. Шерикбей не стал смотреть в меню.
— Принесите все самое лучшее, что есть у вас. И не забудьте о том, что мы любим не только хорошо покушать, но и выпить.
4
Хотя после ужина настроение у Хараева и Тарлана немного улучшилось, но тяжелые мысли не покидали их. Они приехали в Берлин, чтобы вести тайные переговоры с ведомствами Канариса и Розенберга, от которых во многом, по мнению эмигрантов, зависело будущее Северного Кавказа. Канарис по неизвестным им причинам не принял их, и плюс к этому руководители СКНК догадались о многом. И все это случилось из-за того, что они вздумали установить адреса Сауриди и Шерикбея. Не шел бы Тарлан за Шерикбеем, возможно, не встретился бы с Надырханом. Как же теперь выйти из создавшейся обстановки? Надырхан и другие члены нацкомитета, конечно, заинтересуются целью секретной миссии двух известных дагестанских эмигрантов и наверняка вмешаются в их дела. Вот о чем думали Тарлан и Хараев, вернувшись в свой номер.
На следующий день Хараев позвонил профессору фон Менде. Тот еще до этого звонка знал о появлении в Берлине дагестанских эмигрантов. Петцет сообщил ему все, что нужно. Профессор уже был готов вести беседу с дагестанцами. Отдавая должное заслугам Хараева и Тарлана в борьбе против СССР в прошлом, Менде, однако, не забывал об одном существенном обстоятельстве. Ярые националисты непременно будут ставить вопрос о создании самостоятельного государства на Северном Кавказе. Как же тогда осуществится план фюрера о превращении этого края в немецкую колонию?
Менде знал, что Гитлер и Розенберг никогда не согласятся с целями националистов. Нынешние руководители СКНК, правда, тоже мечтают о своей самостоятельности, но они в своих стремлениях не так активны, как, скажем, Хараев и Тарлан.
Что касается Надырхана и Насура, то они по рукам и ногам связаны с немцами и ради марок, которые регулярно получают от абвера и Восточного министерства, будут верно служить идеям «дранг нах Остен». Другое дело с Тарланом и Хараевым. Помимо всего прочего, Менде знал об их связях с англичанами...
«Специалист по Кавказу», общаясь с эмигрантами, сам научился устраивать различные «восточные сюрпризы». В день встречи с Тарланом и Хараевым профессор пригласил к себе также руководителей «Северо-Кавказского национального комитета». Он был уверен, что при Надырхане, Насуре и Кариме приезжие не станут предъявлять свои претензии на «верховную власть».
...В одиннадцать часов утра в кабинет Менде вошли Хараев и Тарлан, а спустя тридцать минут секретарша доложила, что его по срочному делу хотят видеть руководители СКНК. На лице Менде появилась недовольная мина.
— Скажите им, что сейчас не смогу их принять.
Секретарша вышла, а через минуту вернулась.
— Господин Надырхан и те, кто с ним, очень просят, чтобы вы их все-таки приняли.
— Ладно, пусть войдут.
Профессор сам отворил дверь.
— Входите, господа.
Секретарша удалилась. В кабинет вошли Надырхан, Насур и Карим.
— Мы пришли, господин Менде, пригласить вас к нам по случаю предстоящей встречи с дорогими гостями, а они, оказывается, здесь, — заговорил Надырхан, бросив взгляд на Хараева и Тарлана.
Опытный глаз старого политикана Хараева сразу определил, что руководители СКНК затеяли игру, хорошо подготовленную не без участия Петцета и Менде.
— Я очень рад, что здесь все свои, — сказал профессор, — можно вести откровенный разговор.
— Мы хотели бы попасть к господину имперскому министру, — обратился Хараев к Менде.
— Вы просите о том, что почти невозможно, уважаемый господин Хараев, — ответил Менде.
— Не скажете ли, почему именно, господин профессор? — задал вопрос Тарлан.
— Альфред Розенберг по поручению рейхсканцлера занимается разработкой программы по освоению наших восточных областей и никого не принимает, — повысил голос профессор.
— Умно́! — с ядовитой усмешкой заметил невыдержанный и самолюбивый Тарлан.
— Господин Тарлан, я уважаю вас, но ваш тон мне не совсем ясен.
— Я кавказец, господин Менде, и приехал сюда в дни, когда решается судьба моей родины.
— Очень приятно, что вы сочувствуете своей родине.
— Я не только сочувствую, но и готов принять участие в решении ее судьбы.