— Провести-то можно, — ответил тот как-то угрюмо и неопределенно, — только хлопца твоего мы тут оставим, не взыщи: такой уже у нас закон. — Богдан промолчал: видимое дело — ему не доверяли. Но как они не доверяли — вот что смутило Богдана: не доверяли ль они ему, как вообще всякому незнакомцу, или они узнали его, Богдана Хмельницкого, и все-таки не доверяют ему? Однако как ни обидно было для Богдана подобное отношение козаков, но ввиду слухов, переданных ему Богуном, он решил не открывать своего имени, а потому, помолчавши немного, Богдан снова обратился к незнакомцу, меняя тему разговора.
— А что, паны-браты, поделывает тут мой товарищ?
— Охотится!— ответил ближайший сосед, рубя огонь и осекая себя искрами. Богдан ловил мгновения, когда от огнива освещалось лицо соседа, но козак, — в этом уже нельзя было сомневаться, — был осторожен и, отворотившись к стене, закрыл себя еще видлогою, из-за которой только и вырезывались при блеске искр торчащими концами усы.
— А на что? На какого зверя?
— На жидов, — сопел и пыхтел, раскуривая люльку сосед, — на панов да на экономов, особенно на перевертней... а попадется и егомосць ксендз — за красную дичь станет.
«Эх, не выдержал, — подумал Богдан и ударил себя кулаком по колену, — и вот через такого палыводу встрепенутся паны и накроют нас до поры, до времени!» Но, чтобы скрыть свое внутреннее раздражение и разведать побольше, он воскликнул весело:
— Важно, добрая охота! Только это все игрушки! А чего- нибудь поважней не затевает?
— О том ему знать! — отозвался сидевший у окна, зажигая свой трут из люльки соседа.
— Само собой, — затянулся Богдан, — его дело... Мне только досадно бы было, коли б без меня прошло важное что- либо, а то давай бог!
— Ну, а ты сам будешь кто?— спросил насмешливо дальний.
— Да я тоже... из одной степи! — замялся Богдан.
Собеседники многозначительно замолчали и только пыхтели люльками да по временам плевали под ноги.
Олекса вышел к коням.
— Ну, а что тут слыхать вообще? Лютуют паны?— начал снова Богдан.
— А вот пойди, козаче, куда-либо в местечко или на ярмарку, так увидишь, — ответил после большой паузы сидевший у окна козак.
— А что?
— А то, что всюду ходят на костылях или ползают калеки, — заметил ближайший. — У всех у них отсечены правая рука и левая нога; это паны майструют так непокорных... Разве не знаешь?
— Дьяволы! — прошипел Богдан.
— То-то! И они, и их потатчики! — буркнул дальний.
— А туда, к Жукам, — вставил ближайший козак, — все церкви на костелы поперестроили, а благочестивым людям отводят для службы божьей хлевы.
— Господи! Да что же это? — всплеснул даже руками Богдан. — И люди им, каторжным, не свернут шеи?
— Ждут батька... видишь!
Богдан в это мгновенье, забывши о своем намерении, готов был, казалось, броситься с этими удальцами на мучителей; но, вспомнив цель своей поездки, затревожился еще более, сознавая, что при таких обстоятельствах Кривонос не ограничится легким полеваньем, а бросится в самое пекло и наделает бед.
— Эх, не сидится мне! — встал он и размял свои члены. — Так бы и летел к побратыму! Что ж, проводите, меня, друзи?
— Чего не провести, — отозвался дальний угрюмо, — провести можно, мне и самому туда путь; только еще глухая ночь, темно, — можно потрафить и к дидьку в гости... Тут ведь надо пробираться не конно, а пеше, а в иных местах и на брюхе; так оно ловче будет при месяце.
— Так я прилягу возле коней, — покорился со вздохом Богдан. — А когда посветлеет, то разбужу тебя, товарищ, не сердись.
Было уже за полночь, когда Богдана разбудил голос его странного знакомого:
— А что, козаче, пора и в дорогу рушать!
Богдан быстро схватился на ноги и с изумлением осмотрел своего провожатого: одет он был более чем легко, на нем были всего закоченные по колени штаны, сорочка и легкие постолы. Проводник приказал Богдану также снять лишнюю одежду и оружие и следовать за ним. Это приказание не понравилось сотнику, тем более что проводник старался все- таки не поворачиваться к нему лицом; но, заметивши, что и он не имеет на себе никакого оружия, Богдан решился исполнить его требование. Таким образом, сбросивши все лишнее и передавши его Олексе, Богдан отправился за своим проводником. На дворе царствовал какой-то серый полусвет; хотя луна уже было взошла, но сплошные облака заволакивали все небо; при этом смутном свете трудно было различать окрестные предметы, но проводник, видимо, знал отлично дорогу. Богдан старался не отставать от него, хотя это оказывалось чрезвычайно трудным.