состояния в то время в России не существовало) и, как
таковые, должны были выполнять некоторые религиозные
формальности. Правда, ни отец, ни мать никогда не ходи
ли в церковь, на страстной неделе не говели и не прича
щались, однако мне, гимназисту, приходилось в классе
изучать «закон божий», ходить по субботам ко всенощ
ной, а по воскресеньям к обедне и перед пасхой непре
менно исповедываться. Всякое уклонение от этого ритуа
ла имело последствием репрессивные меры со стороны
гимназического начальства — снижение балла за поведе
ние, замечания, выговоры, наконец, в известных случаях
даже исключение из учебного заведения. Поэтому волей-
неволей мне приходилось подчиняться существовавшему
в то время режиму.
Личное поведение отца было безупречно, быть может,
даже слишком ригористично и сурово. Он был бескорыст
но честен, никогда не гнался за частной практикой, за
деньгами. Не интриговал против коллег, не подхалим
ствовал, не занимался кляузами и доносами. Не пил, не
играл в карты, не танцовал, не ухаживал за женщинами.
Курить, как я уже упоминал, он бросил в ранней моло
дости. Редко ходил в театр, даже когда к тому имелась
возможность, ссылаясь на недостаток времени. Зато играл
23
на скрипке, и в первые годы жизни в Сибири сильно этим
увлекался. По его настоянию, и я в детстве стал учиться
игре на том же инструменте, но душа у меня не лежала
к этому занятию и по окончании гимназии я забросил свою
музыку. Спокойный, уравновешенный, молчаливый, всегда
поглощенный какими-то своими, ему одному понятными,
мыслями, отец ненавидел пустозвонство и признавал толь
ко дела. Сколько раз в детстве я слышал бросаемое им
по чьему-либо адресу восклицание:
— Фразер!
Это был предел презрения, негодования. Отец произно
сил свой приговор таким уничтожающим тоном, точно
рубил человеку голову.
Конечно, военный врач подобного склада не мог быть
«на хорошем счету» у тогдашнего начальства. И мой отец
действительно не был «на хорошем счету». Он приходился
совсем не ко двору в этой маленькой пьяной сибирской
провинции, в этом огромном военно-бюрократическом аппа
рате царской России. Его постоянно обходили, забывали,
оттесняли, подсиживали, вообще «задвигали», как только
могли. Не случайность, что до самого конца своей 25-лет
ней службы отец так-таки и не поднялся выше «младшего
врача» и «коллежского советника», несмотря на получен
ное им звание доктора медицины. Да и надо ли было это
му удивляться? Царский режим чувствовал, что он имеет
дело с врагом, и платил ему той монетой, какой платят
врагам.
Иногда отношения между отцом и начальством обостря
лись, доходили до открытых конфликтов. В бумагах отца
л нашел любопытную переписку между ним и директором
Московского кадетского корпуса, относящуюся к концу
1905 года. Отец, бывший в то время младшим врачом
этого корпуса, заведывал заразным лазаретом последнего
и очень гуманно и по-человечески относился к попадав
шим туда больным. Главное же, он не мешал кадетам
разговаривать на политические темы и выражать симпатии
к революционному движению. Директор корпуса генерал
Лобачевский был глубоко возмущен поведением «млад
шего врача» и 6 декабря 1905 года адресовал ему гроз
ную бумагу, в которой с негодованием заявлял, что
«нельзя же допускать, чтобы кадеты пели марсельезу», и
требовал от отца принятия мер к прекращению подобных
«безобразий». На следующий день отец ответил генералу
24
рапортом, в котором заявлял, что его обязанности к а к
врача состоят в том, чтобы лечить больных кадетов, но
не заниматься их политическим воспитанием. Директор
корпуса пришел в совершенную ярость и 16 декабря адре
совал отцу второе предписание, в котором вновь требовал
от него «установления порядка» в заразном лазарете, а в
заключение писал:
«Вместе с тем, будучи совершенно не согласен с ваши
ми взглядами на службу врана в кадетском корпусе, я
препровождаю мое предписание от 6 декабря и ваш ра
порт от 7 декабря окружному военно-медицинскому ин
спектору».
Последствием этого конфликта было то, что отцу
пришлось уйти из кадетского корпуса.
Нутряная, органическая прогрессивность отца, пожалуй,
ни в чем не сказалась так ярко, как в его отношении к
Октябрьской революции. Отцу было уже под шестьдесят,
когда власть Советов утвердилась в нашей стране. Воз
раст, традиции, нажитые привычки — все, казалось, долж
но было настраивать его подозрительно и даже враждебно
к новому, не имевшему прецедента в истории строю. На
самом деле вышло, однако, иначе. Правда, в самом нача
ле—в конце 1917 и в первые месяцы 1918 года — все
происходящее вызывало у отца вопросы и недоумения.
Он не понимал толком, что происходит, кто такие больше
вики, чего они хотят, какие ставят себе задачи. Однако в
вопросах и недоумениях отца не было никакой злостно
сти, никакой враждебности. Совсем напротив. Он только
остался верен самому себе: он встретил новое, не знако
мое ему явление и, следуя своей всегдашней научной ма
нере, хотел изучить и исследовать это явление, прежде
чем делать окончательные выводы. Очень скоро отец по
чувствовал симпатию к большевикам, хотя и не всегда
соглашался с ними на все «сто процентов». В основном,
однако, он одобрял их генеральную линию. Особенно нра
вилось отцу, что большевики начисто ликвидировали те
гнусные, реакционные, насквозь прогнившие силы старого
режима, от которых самому отцу так много приходилось
страдать на протяжении всей своей жизни. Вполне естест
венно, что с началом гражданской войны отец охотно по
шел в качестве врача в Красную Армию и что в дальней
шем он все глубже и прочнее врастал в нашу новую, со
ветскую, жизнь. Правда, в партию он до конца своих дней
не вступил, да и трудно было этого ожидать от такого
старика, но в последние годы перед смертью он, несо
мненно, стал тем, что мы теперь называем «беспартийным
большевиком». Помню, как-то в начале 1935 года он при
слал мне письмо, которое меня сильно тронуло.
«Я аккуратнейшим образом слежу, — сообщал мне отец
в этом письме, — за поступательным движением вперед
нашего СССР как внутри страны, так и за рубежом. В пер
вую очередь я восхищаюсь нашими успехами по обследо¬
вательско-изыскательной линии во всех решительно обла
стях (растениеводство, животноводство, медицина, изуче
ние Арктики, геология и т. д.). Удельный вес СССР на
международной арене понятен: громадный прогресс в про
мышленности и во всех сферах человеческой деятельно
сти, прекрасная по духу, хорошо оснащенная армия (не
сравнить с старой царской армией), почти полная эконо
мическая независимость от капиталистических стран (у нас
самих все есть). И при всем том страна прогрессирует с
невиданной в истории быстротой».
Таков был путь, проделанный моим отцом после Ок
тября.
Смерть отца была внезапна и в стиле всей его жизни.
В это время он работал в качестве заведующего лабо
раторией в одном из подмосковных городов. Несмотря на
свои семьдесят восемь лет, он чувствовал себя хорошо и,
по обычаю, занимался всякого рода научными работами и
изысканиями. Незадолго до смерти отец начал новое,
очень интересовавшее его исследование — о влиянии се