— А письма зачем? — спросил Виктор.
— Пригодятся.
В машине он заявил, что задержание незаконное и мы за это ответим. Я смолчал, на этом наш «диалог» закончился. Когда везу задержанного, не люблю разговаривать. Пусть едет и гадает. Иногда от самых первых слов, даже от места, где они сказаны, зависит многое.
Входная дверь в управление тяжело открылась и глухо стукнула. Шли гулкими, уже ночными коридорами. Открыл дверь кабинета и пригласил Полухина. Света и Юра тоже вошли. Умоляющими глазами просили не выпроваживать их. Я разрешил остаться, усадив их в сторонке.
Открылась третья дверца. Обложка дела.
Но я начал с разборки изъятых писем.
«Привет Алику. Как он там! Устроился ли на работу? Кто еще из нашего двора в Москве?» — пишет знакомый из армии.
— Давно Алик освободился? — задаю первый вопрос.
— С полгода, — отвечает Полухин.
А ведь я не знал, что Алик отбывал срок. Ничего я о нем не знаю. Все расскажет Полухин. Надо только правильно задавать вопросы.
— С кем еще дружите во дворе, кроме него?
— Ни с кем... ни с кем больше.
Не хочет называть дружков. И не надо. Зато я знаю, что Алик в том же доме живет. Сейчас ты скажешь фамилию Алика.
— Случайно, он не судился как Демидов?
— Демидов? Первый раз слышу. Всегда Дашиным был.
И я первый раз слышу, что Алик есть Дашин. Оставляю Полухина на ребят. Можно. У Юры Мигунова разряд по самбо. Выхожу в коридор, отпираю дверь кабинета Максимова. Звоню в адресное и получаю полную справку о Дашине Альберте Николаевиче. Вот и ищи Алика. А он может быть и Александром, и Олегом, и Алексеем.
Возвращаюсь и начинаю допрос по существу.
Виктор не теряется. Он знает, почему задержан. Но пытается отовраться. Допрашивать его нетрудно, но неприятно. Будто скользкую рыбу руками берешь, когда она уже за крючок зацепилась, но еще вырывается, бьется хвостом, головой: туда, сюда.
— ...Не знаком я ни с какой Лидой.
— И в Доме культуры на вечере строителей не были?
— Что из этого? Видел меня кто с ней?
— Между прочим, откуда вы знаете Олега?
— Ага, вот, значит, кто...
Полухин линяет, но еще хорохорится. А я так до Олега и не добрался. Зато из ответа ясно, что Олег информирован о «геройском поступке».
— У нас есть заявление.
— Успела написать? Повздорили мы, поругались. О чем же она пишет? Интересно взглянуть.
Трусит отчаянно, а наглость так и прет. Бодрится. А для чего? В первом раунде быть ему на лопатках.
Смотрю на него, не скрывая презрения.
— Думаю, как может человек дойти до такой подлости. Может, объясните, покаетесь, а?
— Не в чем мне каяться. Это наше с ней дело... мы давно близки.
— Вот оно что? Значит, любовь? А «напарник» ваш? Взгляните-ка лучше на заключение экспертизы.
Делает вид, что его не интересует заключение, но все же не выдерживает, берет. Заметно трясутся пальцы.
— Потом эксперт сопоставит ее группу крови с той, что на вашем бельишке задержалась...
— Алик! Алик пусть рассказывает! — срывается на крик Полухин.
— Не ваша, значит, инициатива была?
— Я не собирался... Не хотел... Что мне будет теперь?
— Ну вот, я вижу, вас это дело заинтересовало, — отвечаю спокойно. Первый раунд кончился, и Витя на лопатках. Скучный противник. — Суд вам будет. А наказание от показаний зависит. Искренность признания, кстати, судом учитывается.
Нельзя сказать, чтобы его «понесло», но оживился. Заикнулся и о чувствах, о женском легкомыслии, поюлил, перед тем как подойти к главному, ну и на Алика свалил.
— Я не хотел, честное слово, не хотел. Он же судимый, вор, шел рядом, ну и шепнул... Ему бы в морду дать. Но... Он же вор — на все способен. Не знаю, как все вышло... Виноват, конечно. Поддался я ему.
Не хотелось пререкаться с ним, мерзко было, противно. Но все же пришлось уточнить кое-какие детали, чтобы сразу же прояснил, не откручивался потом.
Когда пришел за ним конвоир, Полухин обернулся с порога и спросил:
— Гражданин следователь, а нельзя мне жениться на ней?
Не знаю, что он прочел в моем взгляде, но прочел и, главное, понял, наглец, потупился, согнул плечи, так и ушел.
...Инспектор уголовного розыска, которого я застал в отделении своим звонком, принял поручение охотно.
— Все, все будет в ажуре, — ответил, записав адрес Дашина. — И задержим, и обыщем. К утру? А может, пораньше? Ладно, на месте виднее.