Суббота
— Что так долго не приезжали?
Не часто меня встречают таким вопросом, да еще подозреваемые. Дашин поднялся со скамьи в дежурке. Выпрямился.
— Заждался? — спросил я его как старого знакомого.
— Ага, — ответил он искренне.
Прихватили Дашина в полночь. Где-то поздно шатался. Взяли, когда подошел к своему подъезду. И сразу обыск на квартире.
— Нашли что-нибудь? — спрашиваю тихонько инспектора.
— Вот, — показал инспектор на пиджак, валявшийся на стуле. Он поднял его и вывернул рукав. Внизу на подкладке бурая полоска.
— Ваш? — спросил я Дашина.
— Чей же?
— А кровь?
— Наверно, ее.
Отвечает, не таясь. И ухмыляется. Привык или храбрится?
— Вы всегда такой спокойный?
— А что психовать? Вот перед корешами стыдно показаться. Спросят, за что замели?.. — И он махнул рукой. Своеобразный стыд.
Привез я Дашина в управление. И тут же телефонный звонок.
— Люда? Так, так... Пригласите часиков на пять, шесть. Правильно, обо мне ни слова... пусть будет сюрпризом. Хорошо. До вечера. Да. И чай не забудьте заварить.
— А вы тоже, гражданин следователь, время даром не теряете, субботний вечер налаживаете, — с одобрительной ехидцей ввернул Дашин. Он уже решил не отпираться и чувствовал себя вольнее.
Контакт с подозреваемым — важная вещь. Высокомерие здесь ни к чему.
— Не угадал, Дашин. О вас все стараюсь, о вас хлопочу.
— Я никакой Люды не знаю, — насторожился он, — разве ту не Лидкой звали?
— Правильно, Лидой, — отвечаю. — И Олега не знаешь?
— Олега? Нет, не знаю.
Интуитивно чувствую по ответу, что действительно не знает. Не всех же приятелей Полухина должен знать. Но слышать о нем мог.
Дашин все рассказал. Подписывая протокол допроса, попросил:
— С девушкой очной ставки не давайте.
— Боитесь?
— Чего мне бояться? Прошу.
Что это? Стыд? Остатки совести? Любой человек, даже такой, сложен.
— А с ним — дайте, интересно побеседовать.
— Соскучились?
— Мы на воле встречались. Хочу у вас встретиться, получше разглядеть.
Тоже проверяет. Подмывало выложить ему, что Полухин назвал его зачинщиком, но сдержался. Пусть он сам услышит.
Когда конвоир привел Полухина и оставил нас втроем, когда они нервно поздоровались, Дашин взял инициативу на себя:
— Пусть первым начинает.
Стоит ли? Начнет Полухин петлять, Дашин, чего доброго, по его следу потащится. Поддержит. И сговорятся. Риск. Занимайся потом реставрацией правды. Сомневаясь, я все-таки сказал решительно:
— Рассказывайте, Полухин.
И верно, запетлял, замямлил Виктор. Глазами злыми на меня метит. Следователь, мол, виноват, что он на «очень большого друга» показания дает, да ничего не поделаешь. А от записанного отступить боится. И мне угодить и перед Аликом хочет оправдаться.
— Врешь ты все, Витя, — вдруг прервал его Дашин, — врешь.
Полухин понял его по-своему. И истерично закричал:
— Алик, друг! Правда, вру! Заставили, силой заставили! — И ко мне: — Отказываюсь, от всего... Отрицаю! Пишите!
Полухин актерствовал. Но играл неумело, неубедительно.
«И все же, вдруг Дашин дрогнет? — подумал я. — Может, рано очную провожу? Не созрели они для очной. Вот Полухин на допросе бился рыбой скользкой, юлил, потом притих, сознался, а сейчас — на попятный».
— Зачем же так, Полухин: то одно, то другое, — сохраняя спокойствие, сказал я. Зло, конечно, разбирало, но внутренне я был готов к сюрпризам. — Мы сначала разберемся. Я вам сейчас напомню ваши показания.
— Нечего мне напоминать, отрицаю я их!
И тут Алик не подвел, бросил ему, глянув в лицо:
— Не надо, Витя, не вертись. Дело сделано. — И мне: — Свежий он еще, не обстрелянный...
— А ты обстрелянный! — вскинулся Полухин.
— Вот что, падло, заткнись! — Дашин в ответ ему грубо.
— Не понимаю, Алик! — осекся Полухин.
Я молчу, не вмешиваюсь.
— Понимаешь. Показывай, как было, все говори! — приказал Дашин. — Только с самого начала. Когда предложил...
— Я?! Ты же предложил, — трусливо запротестовал Полухин. И уже теперь ко мне повернулся, за поддержкой.
— Я, значит? Вот что, друг. Я ли, ты ли — значения не имеет, оба в дерьме. Но до чего подлость твоя дошла, интересно узнать. Так скажи, кто все затеял?
— Ты затеял! Ты!
Обстановка накалялась.
— Понимаю, гражданин следователь. Его моя судимость вдохновляет. Его, мол, втянул судимый. Маленького мальчика. С судимых спрос больше, а с несудимых какой. Вроде верно рассудил. Неужели вы ему, суке, поверите? Эх, с кем же я связался!.. Что ж, пусть он показывает, а я помолчу, послушаю.