Когда они сошлись, Варейка нарисовал Бугрову синие горизонты, веселые приключения без грубого насилия и опасностей. Конечно, он не скрывал, что возможны неблагоприятные последствия в этой сфере деятельности. «Но риск, — говорил Варейка, — благородное дело. Зато при успехе — не потрепанная дамская сумочка с губной помадой и проездным билетом на трамвай, а солидные дивиденды. Руки, — вещал Варейка в порыве вдохновения, — раздевают человека, но одевает его — ум!» Бугрова ошеломили, покорили рассуждения мудрого приятеля, который не только отбыл срок, но и сумел проникнуть в институт, а это — не грязную тачку катать. Варейка же нашел в нем верного исполнителя и надежного телохранителя.
Подсказал Варейка Бугрову и последнюю фамилию. Парень с перебитым носом взял ее легко. Он привык менять их, не дорожил ими, ведь они не были связаны с родными или каким-то полезным делом для общества. Ни имя не красило этого человека, ни он — имя. За каждым — несколько уголовных историй, не больше. А первая, настоящая фамилия, которую дала мать, казалась утраченной навсегда, с той самой поры, когда не пришла за ним в интернат в одну из суббот, скончавшись в больнице от белой горячки. Отца Бугров не помнил. Была у него еще бабушка, только не знал он ни имени ее, ни адреса. Жила она где-то далеко, на побережье. Совсем маленьким возила его как-то мать к бабушке летом. И осталось в памяти — золотистый горячий песок и серая ровная гладь неглубокого моря. У бабушки было все славно. Но мать поссорилась с ней из-за чего-то, и с той поры он бабушки не видел. И никогда и нигде в его дальнейшей жизни не было ему так тепло и так ласково, как у этой доброй старушки. Но он не назвал бабушку, когда спросили в интернате, кто из родных остался у него. Может, побоялся, а вдруг не признает, оттолкнет, откажется. И все же затаил мечту о встрече с ней; подрасту, думал, сам отыщу ее домик среди сосен у моря. Но еще не успел выйти из интерната, как оказался под судом. Вместе со взрослыми парнями отбирал деньги у пьяных. И на следствии, и на суде спрашивали о родных, но он скрыл бабушку, зачем, думал, позорить. Да и чем поможет она? Шли годы, и ему уже казалось, что и не было ее в его жизни. Не писал, не искал, не знал, с чем заявится, но в глубине души оставлял надежду, что еще жива, что когда-нибудь решится вступить на ее порог. Маленький домик, словно огонек-маячок, которые цепочкой окаймляли берега, горел, теплился в его памяти.
В этом огрубевшем, казалось, окончательно испорченном парне все же проглядывало то наивное, оставшееся от детства, что способно сохранить человека до конца его дней. Словно крепкое зернышко в уже подгнившем яблоке, но готовое в доброй почве прорасти и дать плоды. Не было в нем хитрости, особо рассчитанной корысти, подлости. Все злое, вредное, опасное, вся грязь, накопившаяся в Бугрове, все это было занято у других, и за нажитое расплачивался он с процентами.
Следователь Раев разглядел это и понимал, что за таких молодых людей, как Бугров, еще можно и нужно бороться. Сейчас, на следствии, не полагаясь на то, что кто-то когда-то займется этим лучше, в более подходящих условиях. Но прежде всего, считал следователь, надо было разоблачить и его и его соучастника Варейку до конца, обнажить сущность обоих и показать друг другу во всей наготе. Особенно это необходимо было для Бугрова.
— Думайте, Бугров, думайте, — сказал Раев. — Всё против вас. Загибайте пальцы. Вы были последним, кто держал настоящий билет. Это раз. Вы и фотографировать его взяли, а вернули фальшивый. Это два. Я зачитал вам показания Яновского. Это три. И наконец, что показал ваш лучший друг?.. Вам остается лишь одно смягчающее обстоятельство — выдать билет.
Бугров снес предательство Варейки. Доверяя его уму, он не слишком полагался на его человеческие качества: слепцом Бугров не был. Но сам не решался отплатить тем же.
— Ладно, во всем виноват я, — сказал он.
— Тогда где билет?
— Где билет, я, правда, не знаю.
Но следователь ждал.
— Я только подменил билет...
— А кто подделал его?
Бугров понимал, что следователь все равно вытащит из них всю правду. Но он и сам уже не хотел путать следствие.
— Его работа, — сказал тяжко.
«Я должен сам найти билет. Без их подсказки положить перед ними», — Раев считал это делом чести.
Вместе с инспектором уголовного розыска он проверил всю одежду и обувь подозреваемых. Подкладки, воротники, пояса, стельки, подошвы, каблуки. Каждый шов, каждую складку. В одежде билета не оказалось.