Он закурил, затянулся. Выпустил колечко дыма. Следил, как оно медленно расширялось, таяло. Пустил второе, третье. Он словно прощался с какой-то ведомой только ему, никаким следствием не раскрытой, туманной мечтой, голубой, как этот дымок.
— Колеса. Задавили меня «Волгой», — сказал он.
— На что вы все-таки рассчитывали? — спросил следователь. — Ведь в любой сберкассе, куда бы вы ни предъявили билет, его бы задержали, и плакали для вас денежки. Лопнула бы затея.
— Мы не думали, что Вилков сразу побежит в милицию. Варейка сказал: «Если заметит подделку, все равно побоится заявить...» А потом, мы сами бы не стали получать выигрыш. Сплавили бы билет подходящему покупателю, был такой у Варейки. А тот уж пускай сам со сберкассами воюет. Да и он бы не заявил. Такие не заявляют. Они же сами жулики. — Он вздохнул. — Сгубила нас, гражданин следователь, ваша быстрота.
Бугров не верил в удачу и тогда, когда смотрел, как ловкие пальцы Варейки аккуратненько вырезали бритвой зеленые цифирки из лотерейного билета, отданного соседом, слегка касались их кисточкой с клеем, а затем прикладывали к другому билету. Варейка приговаривал: «Это делается вот так». Не верил и после того, как ловко подсунул Вилкову фальшивку, и тот ушел с ней, не подозревая обмана. И потом, когда соучастник держал билет на ладони и напевал: «Ах ты мой маленький, мой бесценный». И по дороге в Куравлево. И на пороге дома жены Варейки. Дальше его не пустили. И только в кафе, за кружкой пива, под музыку, Бугрову вдруг привиделись проблески той райской жизни, которую посулил ему умудренный наставник, оглушив невероятно крупной добычей, идущей, по его словам, прямо к ним в руки. Но мечты были оборваны милицией.
Он стряхнул горькие мысли, как пепел с сигареты, потому что не умел долго грустить, и сказал залихватским тоном:
— Гражданин начальник, а нельзя пустить меня по делу потерпевшим... от автонаезда?
«Дурак» и теория вероятности
Они резались в карты весь рабочий день. Втроем. Два инспектора уголовного розыска и следователь. В того самого «дорожного дурака», которого еще называют «трынька». Игра азартная, но не опасная, если не передергивать карты и вовремя остановиться. Игра на выдержку.
К вечеру полковник Шкурин вызвал следователя:
— Ну, как, Лукин, результаты?
— Выше двадцати семи не выпадало, товарищ полковник.
— За весь день?
— За весь, товарищ полковник.
— А ведь у тех времени было всего полчаса.
...Ставчук выбрался из машины. Ему было муторно, как час назад, когда самолет, снижаясь над Новосибирском, одним крылом уперся в тайгу, другим в небо. Но тогда над головой каталось солнце, ослепительное, новенькое, как кольцо новобрачной, а впереди был двухмесячный отпуск. Сейчас же будто и солнце закатилось, а отпуск... Хоть поворачивай назад, на Камчатку...
Вышли и Платонов с Чистяковым.
Он еще не знал этих людей: как зовут, кто такие, откуда. Они познакомились в такси, которое собрало их, попутчиков, направлявшихся из аэропорта в город.
Платонов хлопнул Ставчука по плечу:
— Ничего, приятель, с кем не случается. Помнишь, как в «Пиковой даме» — «Сегодня ты, а завтра я. Ловите миг удачи...». Пойдемте-ка лучше выпьем коньячку. С меня ведь причитается.
Это уж точно, с него причиталось. И Платонов широким жестом указал на ресторан железнодорожного вокзала, к которому они только что подкатили.
Ставчуку было не до выпивки, но поплелся за Платоновым. А тот, подойдя к дверям ресторана, неожиданно передумал.
— Нет, братцы, не успеем. Пора обратно в аэропорт. Боюсь на свой рейс опоздать. Вот вам по десятке. Примите за мое здоровье.
И исчез в толпе.
— Ушел, — тоскливо сказал Чистяков. — Ну, пошли за билетами. Тебе куда?
— В Славгород.
— А мне в Томск.
Он подождал, пока Ставчук брал билет, и уже потом сам обратился в кассу. Но на томский поезд еще не объявляли продажу билетов.
— Эх, долго ждать, целый час. Да и будут ли билеты? Полечу-ка и я самолетом, — решил Чистяков. — А ты уж извини, браток, что так вышло, втянул тебя. Да ведь ты же сам видал, и я продулся в пух и прах.
И тоже скрылся в толпе. А проследи Ставчук за своими случайными попутчиками, заметил бы, как оба они нырнули в ту же машину и покатили к аэропорту.
Его болтало среди вокзальной суеты, как худой челнок на волне. И он ощущал только одно — пустоту. Ставчуку казалось, что не только карманы, но его самого вывернули наизнанку. Лопнули планы, «накрылся» отпуск. За два года. А кто виноват? Сам.