Но не кричал в свой рупор постановщик, и молчала толпа, а робкий шепот походил на шелест листьев.
К другой стороне улицы прижались легковые автомобили. На глянцевом боку одного читалось: «Милиция». Милиции было достаточно. Несколько человек в форме оттесняли людей со двора на улицу. В штатском — стояли в середине круга, у врытого в землю стола.
В пересечении дымящихся лучей прожекторов оперативных машин лежал мужчина. Он лежал, привалившись спиной к толстой ножке скамьи. Правую руку отбросил, левую прижал к боку. Голову уронил на грудь, будто спал.
Осматривали место происшествия. Кружил, отступая и приближаясь, эксперт-криминалист. Прицеливался фотоаппаратом, щелкал.
Над мертвым склонился судебно-медицинский эксперт. Расстегнул на нем пиджак и, сказав что-то следователю, который писал, подозвал криминалиста. Тот сделал еще снимки, раскрыл чемодан и достал кисточку. Нагнувшись над телом, коснулся ею чего-то пониже груди и убрал. Потом взял квадратик пленки, отрезал ножницами кусочек и приложил к тому же месту. И отошел, пряча пленку в чемодан.
И тогда уже медик взялся за то, к чему прикасался криминалист. Потянул — и в его руке блеснул нож, а на белой рубашке мужчины темное пятно стало шире. Работник милиции протянул врачу узкую картонную коробку, и тот положил в нее нож. В толпе заговорили громче.
Когда отца судили, мальчика еще пеленали. Начал ходить, говорить, почувствовал, понял, что и ему, не только другим ребятишкам, положен папа. Взрослый, сильный мужчина. Собственный.
Во дворе, в детском саду его сверстники не часто касались этой темы. Но когда рассказывали о своих отцах, то явно преувеличивали их качества, наделяя сказочной силой, смелостью, добротой и умом.
Он молчал об отце. Он никогда не видел его, не знал, где он, что с ним. Как-то спросил мать:
— А где мой папа?
— Нет у нас папы, — резко ответила она.
Но однажды сказала:
— Далеко он.
— А где далеко? — уцепился вопросом малыш.
— Не знаю... На Севере.
Мальчик чувствовал, что вопросы об отце неприятны матери, почему-то раздражают и огорчают ее. И хотя никак не мог сопоставить противоречивые «нет» и «далеко, на Севере», не настаивал на ответе. И все равно, как умел, складывал отцовский образ. Из ребячьих рассказов и сказок, которые ему читала мать.
Как-то во дворе затеяли игру в путешествие, и мальчик раскрыл товарищам тайну.
— А мой папа тоже путешественник.
И рассказал, что отец давно плавает в далеких морях и океанах и путешествия его таинственны и опасны. Даже мама пугается, когда читает папины письма, и плачет.
Сверстники слушали, завидуя. А малыш, гордый вниманием товарищей, фантазировал все больше и больше, пока не подошел к ним мальчик постарше, школьник. Послушал и сказал:
— Врешь ты все! Твой отец никакой не путешественник... Он, знаете, кто?.. Преступник, вор!
Ребята онемели. Они еще не постигли значения слов «вор» и «преступник». Распиши им вора с азартом, внимали бы с восхищением. По тону школьника поняли: вор — что-то очень плохое, позорное.
— Сам ты врешь! — закричал рассказчик. — Ты!..
Он готов был броситься на школьника с кулаками, несмотря на разницу в возрасте и комплекции.
— Нет. Я не вру, — спокойно возразил знающий школьник. — Твой отец на самом деле в тюрьме. И ты должен это знать и не врать.
— Неправда! Мой папа путешествует! На Севере!.. Он скоро вернется! Вот увидите! — И малыш посмотрел на товарищей, ища поддержки.
Но одни потупились, другие захихикали.
— Не верите? — обратился школьник к малышам. — Спросите тетю Клаву. Она видела, как его мать отправляла посылку в колонию. Там как в тюрьме.
Слово «колония» убедило. В колонию грозила отправить Ромку из третьего подъезда его бабушка. Да и кто не знал тетю Клаву из восьмой квартиры? Она была в курсе всех событий двора, новостей и сплетен.
На этот раз матери пришлось как-то объяснить то, что узнал мальчик. Уж очень неутешно плакал. Но правду мать просеяла так, что сын толком ничего не понял, лишь уяснил, что папа у него хороший и надо его ждать. Это главное. И продолжал ждать.
По правде сказать, один он и ждал. Мать не надеялась, что муж вернется путёвым. В письмах он то каялся, что загубил ее жизнь, обещал все наладить, просил рассказать о сынишке. То справлялся о друзьях-приятелях, с которыми проходил по одному делу. Спрашивал, где они срок отбывают. Кто вернулся? Чем занимаются? Как будто она могла это знать. Да пропади они пропадом! Такие вопросы настораживали, страшили. Не затевает ли новое? И с опасением думала о возвращении мужа.