Мальчик схватился за раму. Стал крутить рукой педали. Оглушил звонком. Испачкался в чем-то желтом и липком. Забыл об отце. И «спасибо» не сказал. Да разве одним «спасибо» выразишь весь восторг? Верил и не верил, что стал хозяином такого чуда.
— Это мне?! Да, папа? — По сияющей, обращенной вверх мордашке пробежала тень недоверия.
— Да, сынок. Кому же еще? — ответил отец. И снова к нему подобралось чувство, возникшее вчера, когда уткнулся в пушистую головку. А сын продолжал вертеть руль, крутить педали, звонить. Открыл сумочку. Опять поднятая, залитая счастьем мордашка и сомнение.
— Можно?
— Конечно. Все твое, — ответил отец, еле скрывая собственное довольство, новую для него радость дарения.
Из сумочки вывалилась груда интересных вещей. Голубоватые ключи, синяя отвертка, розовые резинки, пухлый блестящий тюбик, темная колючая бумажка... Больше не существовало никаких игрушек. И людей вокруг. Один зеленый велосипед.
Малыш сам вывел его из магазина, не отходил в трамвае, так и простоял на площадке. Всю дорогу вел сам и прокатил по двору, мимо всех мальчишек и девчонок. Дал понять, что купил отец, который шагал рядом. Которого он, еле удерживая велосипед, тоже вел за руку.
К рассвету преступление было раскрыто.
Утром следователь доложил обо всем начальнику, передал дело своему товарищу и мог не думать о нем.
Но и дома после тех напряженных ночных допросов, когда пытался заснуть, превозмогая головную боль, и в последующие дни, да и потом, хотя и не часто, память упорно восстанавливала происшедшее во всех подробностях, особенно ту его часть, которая пришлась на конец осмотра.
Почти все участники оказались на месте. Одних доставили, других пригласили, кое-кто явился сам.
Времени было мало, но следователь старался убедить каждого, что в их положении лучше сразу начинать с правды. Отбросить всякие уловки, утайки и домыслы. Что в таком деле, как убийство, лгать — все равно что брести по болоту без шеста. Оступился — и недоноситель. Еще ложный шаг — и укрыватель.
— Вы уж сразу выкладывайте всё, что видели, слышали, заметили, — заключил вступительную беседу следователь, — так будет лучше для следствия и для вас.
Один из задержанных заявил с ходу:
— Все расскажу. Все, как было.
Второй, казалось, очень внимательно выслушал следователя, но слова выцеживал, отвечал крайне осторожно. Третий заговорил волей-неволей. Но никто из них не настаивал на непричастности, хотя и виновными себя не признавали.
Какая непричастность! Когда у того, кто рвался «все рассказать», нашли в кармане чехол от ножа, извлеченного из тела убитого. У другого — игральные карты, испачканные землей и залитые чем-то липким. Еще у него оказалась при себе справка об освобождении.
Между следователем и третьим задержанным на столе лежали обертки от шоколадок в тех же пятнах.
— Любите сладкое? — спросил следователь.
Задержанный смолчал. И пахло от него не шоколадом, а вином.
Хранил человек нож. Финский. Согласно уголовному кодексу — холодное оружие.
— Хранил? — удивился он вопросу. — Чего его хранить? Он в буфете валялся. Мать пользовалась, мясо резала, овощи. Можете спросить, я только и взял, чтобы колбасы нарезать.
— Не выбрасывали — значит, хранили, — сказал следователь сурово. — И как видите, пригодился...
— Да разве я знал, что так получится? Разве хотел?
— Не знаю. Но ведь вашим ножом убили человека. Кухонный, говорите, предмет, а стал орудием преступления... Колбасу-то резали?
— Как же! Небось следы от сала остались.
— На лезвии следы крови... Так кто же ударил? И как все это вышло?
Следователь не спросил, а не он ли убил. Подсказала интуиция, что перед ним не убийца, а перетрусивший человек, который неосмотрительно вел себя в этом деле. Убийства он, конечно, не хотел, но сам заварил кашу. И не увернуться ему от ответа. Все расскажет.
Сдал паспорт на прописку. Днем учил сына управлять велосипедом. И хотя прошло два дня, как вернулся, но открытая радость ребенка и взаимное с женой незлобивое молчание будто легким, но настойчивым ветерком отогнали тучу. Солнце не пробилось, но и грозы не ждали.
И опять сели за стол втроем.
Кончив есть, он отодвинул тарелку и сказал первое за эти дни слово:
— Благодарю.
Сказал без усмешки. И вышел. Она выбежала следом.
Он стоял у подъезда, играя огоньком сигареты. Ей подумалось, что поджидал кого-то.