— Иди, иди. Здесь я, — отозвался.
И тогда она решилась и осторожно коснулась его плеча.
— Пойдем. Поздно уже, — сказала. Хотя был еще не поздний вечер и почти во всех окнах дома горел свет, доносились звуки пианино, чей-то громкий смех.
Они вернулись вместе в комнату.
Утомленный, крепко спал сын. Светился чистой скатертью прибранный стол. Горел у кровати розовый ночничок. Две крахмальные подушки рядом.
Она встала перед кроватью. Притихшая. Только перебирала пальцами поясок желтого халатика. Не глядя на него, сделала один шаг, второй. Подошла. Робко провела ладонью по ежику. Сказала:
— Ложись.
Начал искать работу.
Объявления пестрели на каждом шагу: «Требуется...», «Производится набор...» Он не спешил откликаться на призывы, прикидывал, откладывал, обдумывал. Признаться, не очень и тянуло работать, думал: «Шесть лет без отпуска, можно передохнуть малость».
Его никто не подталкивал, не упрекал в безделье. Даже участковый инспектор милиции Иван Леонтьевич, который давно знал его, с малолетства. Однако посоветовал, не откладывая, браться за дело.
— Главное, Борис, в твоем состоянии, — сказал он, — встать на рельсы. Ты ведь пришел откуда? Из коллектива. Худые ли, хорошие люди были, зато работали, распорядок знали, режим для всех общий.
— Не общий, Иван Леонтьевич, усиленный, — усмехнулся Борис, — а в начале наградили строгим.
— И хорошо. Тебе бы и сейчас усиленный, а поначалу и строгий в самый раз. При домашнем-то нахождении. Ты уж не обижайся на прямоту.
— Я не обижаюсь, — искренне ответил Борис. Он понимал, что участковый не навязывался с казенной беседой, не по должности одной завел разговор. И встретились не в милиции, не на квартире или во дворе. А как бы случайно, в скверике на улице, сумел наткнуться Иван Леонтьевич на Бориса, подальше от зорких людских глаз.
— Да, дело, конечно, прошлое, а подвел ты меня крепко тогда. Ругали за тебя, ох, и врезали. Не углядел... Теперь не подведешь — на пенсию собираюсь. Себя не подведи, мальчугана своего. Славный мальчик. Ларису... Приходила ко мне. Пропишите, говорит, я согласна.
— Чего ей возражать, комната ведь моя была, я же ее из общежития привел.
— Привел, благодетель... Нет, Боря, это большое счастье. Ценить надо. Была, да сплыла. Сколько таких. Без их согласия не пропишешь. Сам знаешь. А теперь ты — человек полностью семейный и с жилплощадью. Хозяин. Жену береги, малого расти, насчет работы не задерживайся.
— Понимаю, Иван Леонтьевич. Я уж подбираю. Хочется получше, чтобы потом не метаться, чтобы успокоиться надолго.
— Рассуждение толковое, конечно. Может, помочь? Погодя подберешь по душе. А?
— Спасибо, Иван Леонтьевич, я уж сам.
— Ну что ж, Боря, действуй. Только не промахнись.
И поиски продолжались, хотя найти работу можно всюду. Нужны рабочие руки.
Она не вмешивалась в его дела. Ни советом, ни тем более упреком, довольная тем, что в доме наладился покой. И старалась быть осторожной. В словах, жестах, в выражениях чувств — во всем. Не от вины или страха. Не чувствовала она за собой никакой вины. Не она обманула, а ее, и довольно жестоко, когда только успела шагнуть за порог девичества.
С малых лет жизнь взрослых людей не была для нее тайной, и хорошее и скверное — на глазах. И все же взрослый мир казался загадочным, вступать в него было тревожно, даже страшновато. Но она ждала светлых открытий. В восемнадцать лет иного не ждут.
...За ним пришли рано утром.
Проснулась и увидела над собой лицо незнакомого молодого мужчины. Вскрикнула, отпрянула на подушку, подтянув на оголенные плечи одеяло.
— Прошу прощения, — сказал мужчина и резко просунул под подушку руку.
— Что такое?! — вскрикнула она, испуганная его движением, и откинулась к стене, не отпуская натянутого одеяла. Откуда ей было знать, что он проверял, не спрятано ли оружие, что так положено при задержании преступника. И что муж и есть преступник.
А он стоял посредине комнаты и, подпрыгивая, пытался попасть ногой в штанину. Увидев это, она засмеялась.
Все посмотрели на нее. И на лицах пришедших — ей показалось, что их множество, — было удивление. На лице мужа тоже.
Смех оборвался. Ей стало очень неловко за них обоих. Люди одеты, а они — как напоказ.
— Прошу вас, оденьтесь, — сказал вежливо мужчина постарше.
Она накинула халатик, прикрыла постель и села, сложив руки на коленях. Ее заполняла тревога. «Нет, это не с его работы».
Мужчина сказал:
— Мы должны произвести у вас обыск.
«Обыск?! Какой обыск?! Почему?!»