Юрий поднял плечи. Голову.
Трудно было смотреть в глаза следователю.
Не вызов в них был и не признание. Не ложь и не страх. И даже тоска уплыла, словно слезами вытекла.
Одна лишь просьба.
И у следователя был сын, дороже и любимей которого не было у него никого на свете. Маленький, светлоголовый, зеленоглазый мальчишка. Каждое утро он сам отвозил его в детский сад, а вечером забирал. Боясь опоздать на работу, он шел быстро, а малыш хотя и старался, но не поспевал. И тогда они придумали игру. Они играли в войну, были солдатами, которые должны были вовремя поспеть к намеченному рубежу для атаки, а потому шли форсированным маршем. Вот они попеременно и меняли шаг, то шли, то бежали. И еще стреляли по дороге в засевших за углами и деревьями вражеских лазутчиков. И так до самого детского сада. Зато вечером шли не торопясь, рассуждая на разные темы. Но его чувство к собственному ребенку было совершенно лишено примеси того эгоизма, какой присущ некоторым родителям: свое дитя — свет в окне, взлелеянное растение, а остальные — так, трава в поле.
И уже не видел он перед собой молодого человека, которого официально именовал подозреваемым и которого надо было уличать во лжи, вести́ к признанию. А видел такого же сына. Очень несхожи были они, его мальчишка и этот паренек. Возрастом, внешностью, ростом, лицом, глазами. Но оба — дети. И свой, познавший подлинную отцовскую заботу и ласку, и этот, родным отцом подброшенный следствию отвечать за его грех — какая жестокость! — оба ищут защиты.
«Какие слова подобрать? Что сказать? Как дальше вести допрос? Ведь надо».
— Трудно тебе, Юра, — сказал следователь. — Но правда есть правда, никуда от нее не денешься.
А себя спросил: «Любой ценой?.. Да стоит ли она такой цены, когда отец пошел на сына, а сын на отца? — И возразил себе же: — Но они же были врозь, уже были. Пистолет — не начало розни, разрыва. Пистолет — финал».
«Финал? Откуда ты такой прозорливый? А может, всего лишь ступень? Перешагнут и забудут, а о тебе только и вспомнят, что стравил ты их из-за этого пистолета. Отца с сыном. Да не вышло. И пойдут рука об руку».
«Куда?»
«Куда отец поведет».
«Так ведь это же вред?»
«Кому?»
«Им и людям».
«Людям — да, а им почему? Лучше будет, если отец навсегда, на весь отпущенный остаток жизни потеряет сына? А сын — отца?..»
И тут следователю вспомнился эпизод из его многообразной следственной практики. Тогда он еще работал в районе и за ним был закреплен определенный участок территории. Когда случалось происшествие на его участке днем, в рабочее время, он обязан был выехать сам, произвести осмотр и составить протокол. А потом, если это было преступление, принимать дело к своему производству. В остальные часы эту обязанность брал на себя дежурный следователь по городу. Но и ему приходилось дежурить по городу, согласно графику, и выезжать на происшествия в любой его конец в составе оперативной группы МУРа, а потом отсылать протоколы осмотров участковым следователям. Но в тот раз был полдень.
Начальник вызвал его и сказал:
— На твоем участке обнаружен труп. Поезжай для осмотра. Оперативная группа уже выехала, так что догоняй.
— Где это? — спросил он. — Что случилось?
— На Пятницком кладбище, — сказал начальник, — а что случилось, на месте выяснишь.
— Там всегда трупы, — нескладно пошутил он по молодости лет.
— В земле! — сердито сказал начальник. — Но этот лежит сверху. И ждет тебя! И что за глупые шутки?! Бери мою машину и догоняй их.
«Пожалуй, дело не шибко серьезное, — решил следователь, — а то бы он сам поехал».
«Победа» быстро промчалась по проспекту Мира, проследовала через Рижский путепровод и свернула направо, к кладбищу.
Он вышел у ворот и в цепочке других посетителей вошел в его зелень, прохладу и тишину. Оперативную группу не пришлось разыскивать. Недалеко от церкви, у одной из могил, толпились несколько человек в милицейском и штатском.
Следователь поздоровался со всеми сразу кивком головы, и они расступились, открыв чью-то могилу, на которой лежал ничком мужчина. Он лежал, обхватив руками бугор, словно в самый последний раз обнимал дорогого ему человека и, расставаясь навсегда, не в силах был оторваться, оставить и уйти, хотя между ними было полтора метра земли. Люди лежат так.
— Что здесь произошло? — спросил следователь.
— Самоубийство, — коротко ответил кто-то из сотрудников милиции, хотя такое заключение даже врач не мог дать, а покажет лишь расследование, и указал пальцем на голову лежавшего. — Вот. — Он наклонился и повернул ее, открыв левый висок.