— Это верно, Люсенька. А впрочем, как-нибудь поезжай, посмотри, как живет Верка… Интересно все же…
С приездом генерала Кунгофа в Париж репрессии гестаповцев против подпольных организаций Сопротивления усилились. Эсэсовцы хватали правого и виноватого, заполняли французскими патриотами тюрьмы, пытали их в застенках, казнили.
Считали, что усиление террора против народа является делом рук Кунгофа, так как подавление народного движения входило в его обязанности.
На заседании парижского совета движения Сопротивления было постановлено: на террор гестапо ответить народным террором, в первую очередь убить ряд видных гитлеровских сановников, в числе их и генерала Кунгофа.
Убить Кунгофа возлагалось на подпольную патриотическую организацию, созданную при художественном салоне, которым ведал Константин Ермаков. Решение это было вполне продуманное, резонное, так как мастера, работавшие по отделке особняка для Кунгофа, были из этого салона, и они хорошо знали ходы и выхода в этом особняке. А где удобнее убить генерала, как не в его же доме?
«Да, все это, конечно, верно, — размышлял молодой, атлетического сложения художник, красавец Робер Рожан, подлинный руководитель группы Сопротивления при салоне. Эту роль играл старый мэтр Франсуая Рошан из конспиративных соображений. — Но как проникнуть в дом генерала двум-трем нашим парням? Ведь у Кунгофа все время дежурит охрана. Трудная штука, черт подери!..»
Долгое время ломая над этим голову, Гожан вспомнил, что директор салона Ермаков имел в прошлом какое-то отношение к жене генерала Кунгофа, — не то она была его женой, не то любовницей. Гожан слышал, как об этом болтали художники в студии. «Но важно то, — размышлял он, — что наш директор, говорят, ненавидит ее… Надо как-то тактично потолковать с ним, может, в чем посодействует…»
Решив поговорить с Константином, Робер Гожан, конечно, не собирался открывать ему намерения организации убить генерала фон Кунгофа, а ему просто хотелось выяснить, не знает ли тот, как удобнее пробраться в дом, занятый бароном…
— Можно к вам, патрон? — открыл дверь Гожан в кабинет Константина.
— Входите, Робер, входите, — радушно пригласил его Ермаков.
Гожан вошел и сел в кресло напротив директора, пристально посмотрел ему в глаза, словно стремясь проникнуть в его душу.
— Мсье Константин, — сказал он. — Можно с вами поговорить начистоту?
— Конечно. Только так и надо говорить.
— Я пять лет работаю в вашем салоне. В вашей студии я и научился мастерству у таких больших художников, как Франсуа Рошан и другие. Пять лет я наблюдаю за вами. Вы извините, что я говорю с вами так…
— Пожалуйста. Но к чему это?
— А вот к чему, сударь. Есть важные вещи в жизни, о которых стоит поговорить по душам… Я знаю, что вы в прошлом были лютым врагом Советской России, белогвардейским генералом, повоевали против советского народа. Правду я говорю?
— Правду, — кивнул Константин. — Но прежде я хочу задать вам один вопрос: что руководит вами — простое любопытство или вы, являясь руководителем подпольной группы Сопротивления в нашей студии, хотите чего-то добиться от меня?
Робер слегка смутился.
— Почему вы думаете, что я руководитель подпольной группы?
Константин улыбнулся:
— Дорогой мой Робер, я не настолько наивен, чтобы этого не знать. Разве под силу милейшему мэтру Франсуа Рошану быть руководителем боевой организации? Я знаю и то, что вы — коммунист.
— Разве?.. А я вот не знал об этом…
— Не шутите, Робер, — серьезно сказал Константин. — Ведь вы хотели со мной поговорить начистоту, по душам… Так давайте же поговорим… Так вот, вы — коммунист, а я — в прошлом белогвардеец… Но разве мы не сможем с вами найти контакт для общего дела? Сможем, уверяю вас. Вы ненавидите немецкий фашизм, боретесь с гитлеровцами. У меня тоже есть основания их ненавидеть. Я симпатизирую вашей борьбе и готов вам помогать.
— Мерси, патрон, — растроганно сказал молодой художник. — Раз вы обещаете нам помощь, я прямо скажу о нашем замысле. Надо, чтобы два-три наших парня проникли в дом генерала Кунгофа тайно или вполне легально.
— Надолго?
— Нет, на очень короткое время, но только нужно это сделать, когда генерал будет находиться дома.
Константин задумался.
— Понятно, — сказал он. — Надо проникнуть… Меня не интересует, зачем… Да, собственно, я и предугадываю, зачем. Но меня это не касается… Я сумею вам помочь в этом отношении. Когда госпожа Сфорца была в последний раз у генеральши, та пожаловалась ей, что в гостиной потрескался потолок. Она просила прислать мастеров подновить его. Вот под видом этих мастеров и могут проникнуть в дом генерала ваши парни, Робер. Называйте имена ваших людей, я напишу записку генеральше.