- Это моя ошибка, - вздохнул Воробьев. - Я считал, что Константин Ермаков, приезжавший сюда поднять восстание казачества, потерпел здесь фиаско. Беды он Советской власти никакой не принес. Я думал, пусть вернется в Париж и расскажет белоэмигрантам, что трудовые казаки крепко стоят за Советскую власть и не пойдут за ними...
- Ух ты, политик какой! - скривился Яковлев. - Скажи, а Ермаков знал, что ты хочешь остаться в Советском Союзе?
- Конечно, знал.
- А кого он видел здесь из своих родственников и не родственников?
- Предполагаю, что сестру в Москве. Но не уверен в этом.
- Кто такая?
- Мушкетова Надежда Васильевна.
- Так, - записал Яковлев. - А еще кого?
- Больше никого не знаю.
Спохватившись, что напрасно, видимо, сказал про Надю, он проговорил.
- Нет, насчет Надежды Васильевны я ничего не знаю... Это я так, только подумал. Вычеркните...
- Но это мы проверим.
- Товарищ Яковлев! - с дрожью выкрикнул Воробьев, вставая. - Я честный советский человек! Понимаете, честный! С прошлым своим я давно порвал. Возврата к нему не может быть... Это ошибка молодости моей. Товарищ Яковлев, вы, наверное, думаете, что в душе своей я враг родины, своего народа... Ей-богу же, нет. Товарищ Яковлев, поверьте мне, я честный, преданный Советской власти человек.
- Сядь, гад! - в бешенстве выкрикнул Яковлев. - Честный, говоришь?.. Тогда пиши!
- Что писать?
- Я буду диктовать. Садись к столу, вон бумага, ручка.
Воробьев подсел к столу, омокнул ручку в чернильницу.
- Пиши: уполномоченному НКВД по Азово-черноморскому краю. Написал?.. Я, такой-то... Становлюсь на колени перед Советской властью и прошу пощады... Я прислан из-за границы с шпионско-диверсантскими целями... Со мной вместе был заслан в СССР белогвардейский генерал Ермаков К. В., который впоследствии выбрался снова за границу.
Яковлев прошелся по комнате, обдумывая, взял со стола какую-то бумажку.
- Пиши дальше, - сказал он. - В Советском Союзе мы с генералом Ермаковым завербовали в свою шпионско-диверсионно-вредительскую организацию Ермакова Прохора Васильевича, Волкова Виктора Георгиевича, читал он по бумажке. - Потом эту, как ты сказал?.. Ага, Мушкетову Надежду Васильевну...
Воробьев уже не писал, а широко открытыми изумленными глазами смотрел на Яковлева.
- Что вы говорите? - в ужасе сказал он. - Это же неправда!.. Никого мы не вербовали. Эти ложь!.. Эти люди ни в чем не виновны...
- Не будешь писать?
- Нет!
В комнату вошел высоченный широкоплечий и широкогрудный молодой сотрудник с копной вьющихся белокурых волос. Воробьев заметил в его петлицах тоже по три шпалы. Значит, это тоже был большой начальник.
- Ну, что? - спросил он, кивая на Воробьева. - Раскололся, нет?
- Нет еще, товарищ Щавелев, - хихикнул Яковлев. - Крепится еще орешек... Я ею заставлю расколоться...
Щавелев, подойдя к Воробьеву, расставил толстые свои ноги, уставился на него из-под нависших на глаза волос.
- Ну, ты что?.. Сопротивляешься еще?.. Хочешь, наверно, резиновых палок отведать, а?
- Товарищ Щавелев, - торопливо выдохнул Воробьев, боясь, что ему Яковлев не даст говорить. - У него брат белогвардеец!.. Брат его в Париже руководит в РОВСе шпионами и диверсантами... А вот он хочет, чтобы я клеветал на честных советских людей...
Щавелев и Яковлев переглянулись и весело захохотали.
- Вот, понимаешь, сволочь-то, - сказал, смеясь, Яковлев. - Какая у них, врагов народа, тактика... Если бы меня не знал лично Николай Иванович Ежов, то, может быть, можно бы ему и поверить... Хе-хе!..
- Ах ты, гадина! - рассвирепел Щавелев, размахиваясь своим огромным, как дыня, кулаком. - Ты что чернишь советских чекистов? - Он с такой силой двинул кулаком по щеке Воробьева, что тот, как перышко, легко слетел со стула на пол...
XVIII
...Однажды утром к Волковым прибежала взволнованная, с покрасневшими распухшими глазами Зина Ермакова.
- Прохора арестовали! - выкрикнула она и зарыдала.
- Как арестовали? - побледнел Виктор. - За что его могли арестовать?
- А разве они говорят, за что?.. Пришли под утро, предъявили ордер на арест, обыскали и увели...
Если до этого Виктор еще верил в то, что арестовывают правильно, за преступления, то сейчас вера эта поколебалась. Брата своего Прохора он знал, как себя. Прохор был кристально чистый коммунист, без единого пятнышка.
- Это что-то не так, - покачал он головой. - Прохор ни в чем не виноват... Это ошибка... Его выпустят, я в этом убежден.
- Не будь наивным, - сказала Марина. - Вот уже сколько арестовали людей, хоть одного из них выпустили? Я что-то не слышала...
- И командующего тоже арестовали, - всхлипнула Зина.
- Ну, командующий-то в чем, может, и виноват, - сказал Виктор. - Это я не знаю, но а вот в Прохоре-то я убежден...
- Витя, ты человек авторитетный, - сказала Зина. - Может, узнал бы что про Прошу, помог бы ему в чем...
- Ну уж нет, в этом отношении я ничего не буду делать... Мне неудобно. Брат ведь... Разберутся сами... Вот посмотришь, не нынче завтра вернется он домой...
Говорил это он так убежденно, что Зина поверила и заулыбалась.
Но прошло несколько дней, а Прохор не возвращался...
* * *
Но вот наконец и телеграмма из Москвы! Сколько ее ждали. Словский писал, чтобы Виктор срочно приезжал в Москву оформить ордер на получение квартиры. Виктор выехал.
В Москве его ждало много приятного. Во-первых, он получил ордер на квартиру из трех просторных чудесных комнат на Ленинградском шоссе. Можно было вселяться.
В Союзе писателей он встретил Смокова.
- О, старина! - обрадовался ему Виктор. - Пойдем обедать в ресторан. Угощаю, обмоем, так сказать, мою квартиру московскую...
- Ладно, - согласился тот. - Только подожди минуточку. Мне надо повидать Нонну Львовну Краснолуцкую... Мы сейчас договорились с ней здесь встретиться... Я не задержусь.
- Это критик, что ли?
- Вот именно. Я тебя познакомлю с ней.
- Да это необязательно, - отмахнулся Виктор.
Они сели в вестибюле на диване и закурили. Но Смоков тотчас же вскочил и бросился навстречу немного располневшей яркой брюнетке средних лет.
- Здравствуйте, здравствуйте, уважаемая Нонна Львовна! - раскланялся Смоков и поцеловал ей руку. - Какая вы божественная, - шепнул он и, оборачиваясь к Виктору, представил: - Познакомьтесь, Нонна Львовна. Это наш модный писатель, мой приятель и друг Виктор Георгиевич Волков.
- Волков?! - радостно изумилась Краснолуцкая. - Какая неожиданность. А я только что закончила рецензию о вашем романе. В "Правде" будет печататься... Мне бы очень хотелось ее вам почитать. Я казачий быт плохо знаю, могу ошибиться... Вы бы подсказали. Куда вы, товарищи, собрались идти?..
- Да, откровенно говоря, хотели пойти пообедать, - сказал Смоков. Может быть, и вы с нами...
- Нет, поедемте лучше ко мне обедать, - сказала Краснолуцкая. - Я совершенно одна. Все мои на даче. Едемте!.. Вот, кстати, и почитаем статью...
- Ну как, Виктор, а? - нерешительно посмотрел на него Смоков.
Виктора разбирало любопытство ознакомиться со статьей Краснолуцкой. Интересно, что она там написала о романе?
- Ладно, поедем, - сказал он.
И они поехали.
Пока домработница разогревала обед, Краснолуцкая зачитала рецензию, которую она подготовила для "Правды".
- Хотя это я и преждевременно делаю, - сказала она. - Да ничего. Статья-то уже принята. На днях должна быть опубликована.
В своей статье Краснолуцкая книгу Виктора вознесла до небес.
- Ну, знаете ли, Нонна Львовна, - смущенно проговорил Виктор. - Вы, наверно, перехвалили меня.
- Нет, - сказала она. - Книга этого вполне заслуживает. Прекрасная книга...
Смоков как-то сразу погрустнел, сидел за столом скучноватый. Виктор понял причину. Иван Евстратьевич завидовал ему.
Пообедав у Краснолуцкой, Виктор, сославшись на дела, распрощался и ушел.
* * *
Виктор с Мариной решили не медлить с переездом в Москву. Они стали запаковывать багаж. Виктор даже уже снялся с партийного учета.