Дмитрий Степанович не мог не видеть, в какое раздражение приводит короля перемена его обращения с ним, но его враждебное настроение ко всему окружающему, начиная от цветов, на каждом шагу лезших ему в глаза, и кончая самодовольной красивой фигурой его коронованного друга, с каждой минутой усиливалось, и язвить его неприятными, но правдивыми замечаниями доставляло Аратову наслаждение. Великие мира сего не переносят правды и жестоко мстят за нее; он знал это, но сегодня как будто задался целью навсегда поссориться с первым человеком в королевстве. Это непременно удалось бы ему, если бы появление гостей не заставило короля поспешно удалиться от него.
Начался праздник. Шумной, веселой толпой рассыпались приглашенные по аллеям парка и покоям дворца; всюду запестрели красивые французские наряды дам в высоких напудренных прическах; маленькие ножки на высоких каблучках атласных башмачков топтали усеянную цветами мураву на лужайках и мелькали под сводами столетних деревьев, осыпанные золотым дождем солнечных лучей. Веселый смех и говор не смолкали ни на минуту, сливаясь со звуками оркестров, игравших во всех концах парка. Программа увеселений исполнялась с удивительным ансамблем и одушевлением. Все точно сговорились способствовать торжеству. Дамы соперничали в красоте, свежести, грации, веселости и любезности, и Станислав Август порхал между ними, как мотылек промеж цветов, расточая на все стороны изысканнейшие комплименты и страстные взгляды. Каждая женщина, к которой он обращался, могла думать, что он с радостью отдаст за нее жизнь, — такими влюбленными глазами смотрел он на нее, предлагая ей цветок, чашку бульона или бисквит.
Карусель удалась как нельзя лучше. Даже старики и старушки, принимавшие участие в блестящих каруселях, устраиваемых в Дрездене покойным королем для несчастной графини Козель, не могли не согласиться, что ничего лучшего они не видывали. Прекрасно выдрессированная прислуга в красивых ливреях ловко лавировала промеж публики с серебряными подносами, уставленными прохладительными напитками, фруктами, мороженым, предугадывая желание гостей освежиться. Ожидание предстоящих вечером наслаждений усиливало всеобщее удовольствие.
Одному только Аратову было тоскливо и скучно среди всеобщего веселья. Все это ему приелось, казалось пошло и глупо, бесцельно. Фальшь улыбок накрашенных губ, белила и румяна на щеках, искусственный блеск подмалеванных глаз невыразимо раздражали его. Противны были ему расфранченные куклы с кокетливыми взглядами и рассчитанными на эффект движениями, но еще гаже и смешнее казались ему мужчины, их подражание французам, кривляние, старание замаскировать мысли, чувства и стремления под заученными фразами и взглядами. Всех их он знал хорошо, и карикатурная комедия, разыгрываемая ими, казалась ему отвратительной.
Вот с превеликой помпой подъехали к воротам парка Чарторыские — знаменитый князь Адам с сыном, супругом очаровательной Изабеллы — в золоченой коляске, окруженные блестящей свитой всадников, предшествуемые скороходами. Все глаза устремляются на короля, который с плохо скрываемым волнением и торжествующей улыбкой спешит навстречу своим заядлейшим врагам, радушно протягивая им руки, приветствуя их напыщенной фразой, которую он с умыслом произносит так внятно и громко, что сотни людей могут слушать ее и с прикрасами разнести по всему городу. Многие приехали сюда единственно для того, чтобы быть свидетелями этой знаменитой встречи. Она происходит у мраморной лестницы большой террасы, с которой его величество сошел в ту самую минуту, когда из соседней аллеи появилось блестящее шествие. Объятиям и поцелуям нет конца. Из присутствующих многие не в силах скрыть ехидную улыбку. Кому же не известно, что «фамилия» отказалась от своих замыслов против Понятовского только на время и что при первом удобном случае король не преминет попытаться утопить Чарторыских, чтобы не погибнуть от них?
Его величество ведет почетных гостей во дворец, где при их появлении раздается музыка. Чтобы сесть за стол, ожидают только одну почетную гостью да князя Радзивилла. И все находили это в порядке вещей, влиятельнее и богаче «пана Коханку» в Речи Посполитой нет магната, и нет также женщины, более уважаемой, чем та, что приехала вскоре после Чарторыских и к которой также с выражением глубочайшего уважения и безграничной преданности вышел навстречу король.
Об этой женщине, хотя она была еще жива, не удалилась в монастырь и жила в своем варшавском дворце, окруженная детьми и верными друзьями, уже успела составиться легенда, венчавшая ее ореолом мученицы, почти святой. Даже злейшие враги ее, а такими были все развратники и развратницы страны, не говорили о ней дурно.