Мне не хотелось расставаться с училищем, которое могло дать мне хорошую, уважаемую профессию фельдшера и открыть путь в медицинский институт. Но дома у нас сложилась тяжелая обстановка в связи с тем, что у матери был обнаружен рак желудка. Она была прикована к постели. Ей требовался уход. Архиерей узнал об этом и воспользовался нашими затруднениями. Он заявил, что церковь возьмет мою мать на свое обеспечение и выделит для ухода за ней одну из «христовых служанок» — монашку. Этим, собственно, меня и купили.
С января 1948 года я стал воспитанником духовной семинарии.
Церковники, таким образом, не ограничились только тем, что затянули в свое темное царство меня самого. Они решили сделать из меня активного деятеля церкви, научить умению околпачивать простачков, искусству одурманивать головы верующим, научить приемам улавливания в религиозные сети недостаточно грамотных, слабых духом людей, неопытных юнцов, каким был в свое время я.
Конечно, нельзя винить только церковников, виноват был и я в случившемся. С самого начала сближения со священником надо было рассказать об этом товарищам, учителям, поделиться с ними своими сомнениями. Но мне мешал в то время какой-то ложный стыд, я боялся насмешек, недобрых взглядов и осуждающих слов. Вот, мол, учили-учили его, а он перед попом спасовал. Словом, не хватило у меня духу быть прямым и откровенным в коллективе, среди которого я рос и воспитывался.
А стыдиться было нечего. Ведь религия имеет вековые традиции и опыт, и ее дурман способен затуманивать, опьянять несознательные головы людей, которые почему-либо не сумели или еще не успели выработать в себе твердых материалистических убеждений.
Надо сказать, был тут в какой-то степени повинен и коллектив, членом которого я являлся. Он почему-то не замечал, что происходило во мне и со мной, не интересовался, где и как я провожу время. А между тем последние три года учебы в школе я вел замкнутый образ жизни. Пропускал занятия без уважительных причин, плохо готовился к урокам, отказывался от общественных поручений. В общем я решил готовить себя к другой, «загробной жизни».
И вот я в семинарии. Первое знакомство с церковной средой, с семинарскими порядками произвело на меня удручающее впечатление. Сейчас диву даюсь, как мог я в то время безропотно выполнять такие нелепые, несогласуемые с разумом занятия, как целование икон, соблюдение постов, челобитие, «причащение телом и кровью господней» под видом вина и хлеба и т. д.
Но затем постепенно религиозная мишура увлекла, я стал по нескольку часов в день тратить на заучивание религиозных догм, старался неуклонно соблюдать правила поведения, установленные для воспитанников семинарии. Как и другие семинаристы, бил сотни поклонов в день, постился, простаивал, не шелохнувшись, дневное богослужение (около трех часов).
Одновременно слушал поучения наших наставников на занятиях, читал так называемое священное писание.
При поступлении в семинарию я был, если можно так выразиться, умеренно верующим. Но посты, моления, поучения сделали свое дело: вскоре я стал настоящим фанатиком и по нескольку раз в день исступленно повторял слова христианских молитв. И искренне удивлялся, как это раньше я мог быть неверующим и не ходить в церковь.
Были среди семинаристов и такие, которые поступали в духовное учебное заведение, руководствуясь лишь материальными соображениями. Большинство из них, даже став попами, так и остались неверующими. Но кое-кто из таких людей, против своего ожидания, стали верить. Такая метаморфоза чаще всего происходила с очень молодыми семинаристами, которых семинарская обстановка лишала психической устойчивости и собственной воли.
Из этого следует, что не так уж трудно заставить некоторых подростков верить — немножко внушения, немножко принуждения — и на чистом воске детской психики могут надолго отпечататься одурманивающие разум фантастические образы религиозных мифов, библейской мистики. Говорю эти слова для того, чтобы люди, ведающие воспитанием детей, имели это в виду и не оставляли их без своего влияния и надзора, как это было когда-то со мной.
Вначале семинария представлялась мне средоточием непорочной чистоты, высокой правды, христианской любви. Однако внимательно присмотревшись, я заметил многое такое, что шло вразрез с моими представлениями.
Как-то один из наших преподавателей заметил семинариста-новичка с книгой избранных произведений В. И. Ленина.