– До самого конца.
– Ваша дочь счастливица! Она увидит океан! Я тоже еду до конца. Если хотите, могу побыть гидом вашей дочери. Первое время в незнакомом городе тяжело…
Ирин отец подозрительно уставился на незнакомца. Тот понял, рассмеялся:
– О, нет, не думайте, у меня нет привычки соблазнять молоденьких девушек в поездах. Мало того, что это немножко подло – пользоваться своей мудростью и опытом для того, чтобы потешить свое сладострастие, но это еще и не гигиенично. Прошу Вас, Вы можете доверять мне в этом вопросе.
Как-то по особенному это было сказано. Иначе, почему же у пожилого мужчины, прекрасно знакомого с реалиями нынешней жизни, не возникло и тени сомнения: да, этому человеку он может поверить. Он просительно взглянул в карие глаза Константина Евгеньевича:
– Вы, я вижу, человек бывалый. Прошу Вас… Ира путешествует одна впервые… Позаботьтесь о ней, если сможете. Я буду чувствовать себя спокойнее, если…
– О чем речь! – с несколько преувеличенной радостной готовностью откликнулся Константин Евгеньевич. – Только Вы, будьте так добры, представьте меня своей дочери. Пусть все будет правильно до конца.
Ирин отец кивнул. Кажется, в одно мгновение новый знакомый покорил его безвозвратно. Ритуал представления состоялся после того, как Константин Евгеньевич докурил сигарету, и они с Ириным отцом вернулись в купе. Ирина восприняла этот ритуал, как само собой разумеющееся. Ее будущий попутчик оказался хорошим человеком… Во всяком случае, папа так думает. Сама Ирина заметила яростный блеск глаз попутчика. Вот оно, несоответствие, позволяющее распознать волка в овечьей шкуре.
Иринка, впрочем, про волка ничего не сказала. Улыбнулась, сказала, что ей приятно познакомиться. Хотя, на самом деле, ей вовсе не важно было, как зовут ее попутчика. Константин Евгеньевич презрительно сощурился, как будто неискренняя Ирина любезность оскорбила его… Если вообще любезность способна оскорбить.
Проводница попросила провожающих покинуть вагон. Папа чмокнул Иринку в щеку и торопливо вышел. Дома он все-таки не станет рассказывать жене об Иринкином попутчике, а соврет, что в одном купе с дочерью оказалась подвижная, благообразная старушка. Лучшей компании для дочери и пожелать невозможно… И едет туда же… Обещала помочь Иринке сориентироваться в новом городе. Вовсе не все из вышеприведенного было ложью.
2
Иринка продолжала исподтишка рассматривать своего нового знакомого. Это оказалось занятием неожиданно увлекательным. Каждый вздох, каждое движение Константина Евгеньевича казалось исполненным аристократичной грации и уверенности в своих силах. Все, что он делал, было красиво. Смотреть на него доставляло не меньшее удовольствие, чем смотреть хорошую пьесу в театре. Только сейчас это была не пьеса, а жизнь.
Константин Евгеньевич не мог не замечать направленного на него пристального девичьего взгляда. Значение такого взгляда он прекрасно осознавал. Так у него всегда начинались отношения с женщинами, будь то легкий флирт или намеренье долгой скучной связи. Только вот долгие связи у него как-то не складывались. Может быть, тому способствовали его частые разъезды, либо чрезмерная харизма, о наличии которой он был прекрасно осведомлен. И вот, еще один мотылек упорно летит в огонь его колдовского, буквально, очарования. Пожалуй, это нужно пресечь в самом начале, пока не всплыли последствия его неосторожности. Константин Евгеньевич выдал улыбку, состоящую из странной смеси цинизма и нежности.
– Вы находите меня привлекательным, да, Ирина?
Ирина задумалась. Такой вопрос действительно требовалось обдумать. Он мил, конечно. Да, он привлекателен. Но он интересен ей не как мужчина, а, скорее, как талантливый актер, лицедей. Что же, придется объяснить ему это. Тем более что он жаждет объяснения, вон как горят его темные глаза:
– Да, Константин Евгеньевич, Вы привлекательны. Привлекательны потому, что ведете себя в жизни так, как на большой сцене. Словно играете – для самого себя, для меня, для отца, для всех… Я впервые встречаю такого человека. Смотреть на Вас интересно, как будто смотришь странную пьесу. Ничего личного. Вы просто завораживающий актер.
Константин Евгеньевич кивнул. Как правильно девочка подобрала слово: завораживающий. Какая у нее редкостная чувствительность. У него была такая же, но он, господин Панфилов, колдун, магистр. Где этой девочке сравниться с ним! Впрочем, он оценил ее откровенность. Любование актером и ролью. Только вот девочка перепутала жизнь с театром.
– Вы не правы, Ирина. Я не актер, и здесь не сцена. Я не играю. Я так живу. Жаль, что моя жизнь показалась Вам игрой.