Константин Евгеньевич улыбнулся, на сей раз – улыбкой мягкой, нежной, до боли очаровательной:
– В таком случае, на начну свое повествование. Дело в том, что по роду занятий я – жрец. И не просто жрец, а магистр (понимай – самый главный руководитель) магического ордена…
После этих слов Константина Евгеньевича время для Ирины понеслось вперед, как сумасшедшее, не разбирая дороги. Их разговорам не было конца. Уж очень интересную тему поднял магистр. Настолько интересную, что данное обещание нисколько не обесценивало полученную информацию. Хотя бы потому, что Ира даже не предполагала, в самых смелых своих мечтаньях, что такое может быть на самом деле.
Конечно, Ирина много читала. Попадались ей порой книги и о ведьмах, колдунах, загадочной нечистой силе. Но давно уже прошли те времена, когда люди безоговорочно верили печатному слову. Столько сейчас стало красиво написанных книг о «тайнах мира», до того бурная была фантазия у всех этих писателей… попробуй, отличи правду от выдумки! Ирина и не старалась отличить. Для нее все эти сказочки о необычном просто отошли в разряд фантастики.
И вот, серьезный, респектабельный мужчина рассказывает ей странные, по большей мере совершенно маловероятные истории, и вовсе не требует, чтобы Ирина поверила ему безоговорочно. Константин Евгеньевич излагает только факты со скупыми комментариями и предлагает Ире самой судить, верить в рассказанное, или не верить. В этом случае нельзя ошибиться, не оправдать оказанное доверие и искренность. Нужно отплатить за искренность рассказчика хотя бы искренней заинтересованностью слушателя.
А рассказчиком Константин Евгеньевич оказался великолепным. Он буквально рисовал картины повествуемого самим голосом своим, его интонациями, тембром. Там, где интонаций не хватало (или сам рассказчик думал, что не хватало), в дело вступала тонкая мимика лицевых мускулов. Все это, вместе с необычностью повествования производило на Ирину странное впечатление: она словно оказывалась вместе с рассказчиком в описываемом им мире, видела людей и события его глазами.
И люди, и события в магическом ордене «Багряной тьмы» были очень далеки от претензии на повседневность. Любовь там была горячей и заставляла людей идти на невиданные жертвы, ненависть ослепляла, не даруя ослепленному никакого шанса на прозрение, магия висела над всем этим клубком страстей, магия повелевала, магия была смыслом жизни. Они жили в магии и для магии, магия была в них и для них.
Может быть, это так и было, а, может быть, Константин Евгеньевич только верил в то, что его люди безгранично преданы магии и ему, магистру ордена. Одно было ясно – голос Константина Евгеньевича звучал восторгом, когда он рассказывал, как талантливы и трогательно-доверчивы люди в его ордене, и только одно омрачает его радость – Хранительница Знаний, та, что была еще при прежнем магистре, покинула орден, когда Константин Евгеньевич принял власть. Это было четырнадцать лет назад.
Тогда Хранительница Знаний сказала, что слишком стара для союза с новым магистром (Константин Евгеньевич скромно потупил глаза, словно поведал что-то неприличное, смысла чего Ира не поняла), и ей мало нравятся происходящие в ордене перемены, а потому она предпочтет одиночество. Магистр и Хранительница Знаний вели интенсивную переписку о делах ордена, который, получается, по необходимости разделился на две части: в столице и у океана. Они не виделись четырнадцать лет.
Сейчас Константин Евгеньевич ехал к ней, в город у океана. Жить Хранительнице Знаний осталось очень немного, и она должна передать кому-то свой дар и свой титул. Может быть, с новой Хранительницей Знаний магистру повезет больше. Они должны быть вместе, две правящие части ордена, мужчина и женщина.
Ирина заворожено слушала рассказ Константина Евгеньевича. Оказывается, причины их путешествий во многом схожи. Оба они едут, чтобы проводить в последний путь женщину, которую не видели много лет. Только у Константина Евгеньевича долг, в первую очередь, перед своим орденом, перед своей магией, а у Ирины – долг родственных уз. И что ж теперь? Оба они правы в одном, – они едут туда, куда призывает их долг. И оба не правы в другом, – сердце их туда не зовет.
Внезапно Константин Евгеньевич оказался перед Ириной в состоянии полной открытости, и она смотрела на него, смотрела и познавала. Это было не познавание физической красоты, которую, например, познает девушка, впервые увидев своего возлюбленного обнаженным. Нет, скорее, это познавание было подобно познаванию доктора, препарирующего еще живой, бьющийся в агонии, но уже, к сожалению, труп. Под скальпелем такого хирурга не выживают.