— Генерал, я решил поговорить с тобой о судьбе отечества. Я избрал тебя своим собеседником потому, что ты защищаешь точку зрения, диаметрально противоположную моей.
— Слушаю вас, ваше величество.
— Москва в нынешнем году чувствует себя сильнее, чем в сорок первом.
— И заметьте, ваше величество, победа большевиков — реальный факт. Вопрос о том, когда наступит развязка драмы, — вопрос времени.
Молчание. Царь впервые слышал правду о событиях на фронтах. Он раньше допускал, что немцы могут проиграть войну, и только. А сейчас ему заявили такое… Да, про Никифорова не скажешь, что он некомпетентный человек. К тому же раз он имел связь с советской разведкой, его, очевидно, информировали как о событиях на фронте, так и о подоплеке распространявшихся в столице слухов.
Царь с удовольствием махнул бы на все рукой. Этот дерзкий генерал встал бы у столба, к которому привязывают обреченных. И пусть скомандует карательному взводу, как Заимов. Героизм не воскрешает жизни. Да, он еще повиснет на столбе, но позже. Сейчас генерал нужен ему живым. Да, живым! Он единственный, кто может сказать, готовили ли генералы переворот, направленный против него. А после этого царь сам решит, как поступить с Никифоровым.
— Генерал, вы занялись бы адвокатурой? Как только вы выйдете отсюда, охрану снимут и за вами по пятам никто не будет следовать. Полиция получит мой приказ не заниматься вами.
— Как вы, ваше величество, найдете нужным.
— Но прежде чем дать вам свободу, я хочу получить ответ на один вопрос. Да, только на один вопрос, но ответ должен быть правдивым.
— Слушаю, ваше величество!
— Скажите, генерал, готовили ли вы военный заговор против меня и кто из офицеров замешан в подготовке его?
Царь ждал. Глаза его сверкали, а лицо стало мертвенно бледным. На несколько минут воцарилась тишина.
— Ваше величество, я никогда не занимался военными заговорами и никогда не стану заниматься. Для офицера моего ранга и моих убеждений подобная деятельность немыслима. Должен также уверить вас, что ваше царствование кончится не в результате военного заговора, а в результате народной революции. Потом, насколько мне известно, военные заговоры и перевороты являются методом захвата власти только самых реакционных буржуазных кругов, а не людей из моей среды. Моей обязанностью генерала болгарской армии было, есть и будет честно служить моему отечеству. Верьте мне, никакого заговора никто против вас не готовил. Вы хотели знать истину, ваше величество, мой ответ на ваш вопрос и является истиной.
Борис чуть заметно улыбнулся.
— Могу я считать, что вы сказали правду?
— Да, ваше величество.
— Никифоров, вы действительно полагаете, что большевики раздавят Германию?
— Ваше величество, Клаузевиц предостерегал Германию, чтобы она не воевала против России. Мольтке предупреждал, что не следует вести войну на два фронта. Кроме того, Россия сегодня — это Россия плюс большевизм, а это значит, что в ней скрываются силы, которые трудно представить, ваше величество. Силы, опирающиеся на правду.
— Никифоров, сохраните свое личное отношение к этим вещам для себя. И сохраните воспоминания об этой нашей встрече до того времени, когда надо будет судить о моих делах. В сущности, Никифоров, я сам крещен русским царем. Я люблю русских. И Россию. Но не эту Россию, настоящую, а ту, старую.
Борис оживился. Предложил сигарету, рассмеялся и начал рассказывать, что в последнее время испытывает прилив христианского умиления при воспоминании о своем детстве, когда он был связан с русским царствующим домом.
Царь рассказывал о встречах с наследником Алексеем, с княгинями и о том, что мог стать зятем Романовых. Всплакнул о судьбе русского императора, но упомянул, что Романовы накопили чересчур много прегрешений и что бог наказал их.
Никифоров внимательно слушал его. Болтовня царя раскрыла ему мрак в его сердце, в его сознании, ему слышались крики царских жертв, стоны убиваемых по его приказу, павших на поле брани. И ему стало больно, что Борис пытается увильнуть от суда своей совести с помощью басни о божьем промысле и божьем внушении. Все это говорило об очень многом. Это было началом чего-то значительного. Раз Борис начал вспоминать о своем августейшем крестном, мертвом императоре Николае II, значит, он представляет, какая участь уготовлена ему.