Судебное разбирательство должно было подтвердить неопровержимую истину о революционной большевистской деятельности Тодора Стоева Дрындева.
Еще в обвинительном акте прокурор перечислил такие вещи, из-за которых любой позавидовал бы подсудимому: участие в работе околийского и областного комитетов РМС и партии, технический секретарь ЦК РМС, нелегальные публикации в партийной печати.
Суд мог не волноваться. Подсудимый держался хорошо. В своих показаниях он рассказал всю свою революционную биографию.
В зале находилось человек двенадцать, близких ему, его жена, несколько стажеров-адвокатов, любопытных и сосредоточенных, готовых произнести одновременно все виды приговоров, от оправдательных до смертных. Секлунов тоже пришел. Он сел на последнюю скамью. Чтобы Видеть все. Его прежде всего интересовал Пеев, но доктор не вошел в зал.
Гешев проинструктировал Секлунова как свидетеля накануне после обеда. Секлунов встал перед председателем суда и стал говорить:
— Господа судьи, я знаю душу этого человека. Он и мне проповедовал свои коммунистические идеи, но никогда, клянусь, никогда, господа судьи, он не одобрял партизанского движения. Он говорил мне, что трудно той партии, которая хочет навязать коммунизм с помощью оружия. Она никогда не завоюет любви народа.
Пеев возмущался, когда читал стенограмму показаний. Стоев явно обеспечил себе алиби. Его пребывание в Еникьое тоже алиби. В ходе судебного разбирательства выяснилось одно существенное обстоятельство: полиция попыталась устранить отягчающие вину обстоятельства. В результате напрашивался вывод: она не хочет погубить своего агента. Выходило, что подозрения о предательстве оправдались. А если это просто усталость? Заблуждение? А если существует третий, близкий Стоеву человек, который продает его? Доктор энергично делал пометки на стенограмме. Сопоставлял показания свидетелей прокурора со свидетелями подсудимого. Искал факты, по которым можно было бы «подвести дело под второй параграф». Но в данном случае не было ни совершенного, ни проявленного намерения осуществить преступление. Убеждения без действия не являются подсудными.
Доктор волновался. В перерыве разыскал адвоката. Отвел его к одной из колонн и объяснил свою позицию. Адвокат сердечно поблагодарил: коллегиальность — вещь хорошая.
Секлунов позвонил Гешеву из караульного помещения:
— Мой объект дал козырь адвокату, поучал его, как защищать нашего человека. Что предпринять, господин начальник?
— Иди и утопись, баран ты этакий! Ведь я ставлю себе целью сократить годы приговора «Цыпленку», дурак! Иди к председателю и скажи, чтобы ему дали меньше десяти. Но не пять: это покажется подозрительным!
Секлунов вытер мокрое от пота лицо и тихо проговорил:
— Понятно.
— Ты ничего не понял, болван! — гремел голос Гешева. — Выполняй приказ! Тебе нет нужды думать, старый козел!
Секлунов был обязан Гешеву карьерой. Имел деньги. Они тоже шли от Гешева. Его быстро повышали. Тоже благодаря Гешеву. И все же брало зло, что его ругают и оскорбляют…
Председатель суда был личным другом главного прокурора и начальника софийского гарнизона, и тем не менее перед лицом полиции он чувствовал себя беспомощным. Он ненавидел коммунистов. Но почему эти господа диктуют ему, какое принять решение? Неужели наступило такое время, когда армия должна подчиняться полиции? А если обратиться к генералу Никифорову? Еще хуже. Господин генерал интересуется делом. Однако если существует угроза, что вопрос может осложниться, кто знает, что из этого получится потом?
«Приговор. Именем его величества Бориса III, царя болгар. Состав Софийского военно-полевого суда… осуждает на восемь лет строгого тюремного заключения Тодора Стоева Дрындева, 33 лет».
Подсудимый улыбался. Председательствующий знал, Что при описи вещей Стоева у него изъяли семьдесят восемь тысяч левов. И еще сто девятнадцать нашли на квартире. Да, его жена имела на расходы.
…Пеев позвонил «Журину», Приговор восемь лет. Все-таки хорошо. Мог бы получить и больше. Если бы действовал осторожнее, мог бы отделаться одним-двумя годами. Что поделаешь, суд фашистский. Они заблаговременно знают, что «дадут» своим жертвам. «Журин» мог бы помочь. Но хорошо, что он не вмешался: сведения, полученные от Сергея Петровича, подтвердились.
— Послушай, Секлунов! Понимаю, ты полтора года выслеживаешь Пеева и Эмила Попова. Наблюдение результата не дает. Мы в тупике. И тем не менее приказываю наблюдение продолжать. Верно, что люди полковника Костова получают по два оклада в месяц, а ничего не делают, но мы с тобой люди иного склада. Мне нужен след! След! Что-то непременно должно быть! Даже из ничего я умею кое-что находить! Не случайно меня награждали двенадцать раз.