Фон Брукман отдал честь и произнес:
— Счастлив, господин генерал. Мне приятно было принять ваше любезное приглашение.
Они сидели в пустом ресторане над озером в Борисовском саду. На стуле у входа дремал полицейский. Стемнело. Официант зажег настольную синюю лампу. В ее свете лицо Кочо Стоянова было гипсовым.
— Извините меня, что попросил вас об этой встрече и назначил ее здесь.
Кочо хотел, чтобы люди видели, с кем он встречается. Об этом узнает и дворец. Пусть наконец получит огласку слух, что именно он самый близкий человек к людям Бекерле и фон Брукмана. Это означало бы многое, особенно в данный момент, когда поговаривают, что царь нащупывает почву для соглашения с Мушановым и проанглийски настроенными лидерами старых партий. Это, разумеется, слух, но в каждом слухе есть доля правды. В таком случае, используя связи с гитлеровской дипломатической миссией, генерал сможет надеяться на более солидное место при будущем распределении власти в царстве. Он надеялся, что все произойдет, как в Румынии. Он уже видел себя в роли Антонеску. Или адмирала Хорти в Венгрии. Или Маннергейма в Финляндии. Почему бы не появиться в Болгарии железной деснице?! Она наверняка смела бы сопротивление коммунистов…
Официант принес бутылку коньяку.
Кочо Стоянов взглядом отослал его и сам наполнил бокал.
— Господин Брукман, прошу извинить за избранное мною место встречи. Оно очень удобное и для меня, и для вас. Я хочу сделать от своего имени одно предложение.
Офицер рейха заулыбался. В этой стране каждый рвущийся к власти делает какое-нибудь предложение. Оно должно помочь уничтожить противников правительства и царя, покончить с сопротивлением коммунистов, поднять царство чуть ли не до облаков. А в основе всего этого непременно какое-нибудь вымогательство, которое кассир доктора Делиуса удовлетворяет, расплачиваясь шахтовскими банкнотами. Даже генералы и те не являются исключением. Они напоминают обанкротившихся бакалейщиков, распродающих устаревшие пропыленные товары с витрины своих магазинчиков: пронафталиненный патриотизм, свое «рыцарство», верноподданничество. Фон Брукман ненавидел этих господ. Знал, что и они ненавидят его из-за высокомерия. Им не нравилась в нем самоуверенность, вера только в оружие и газовые камеры, о которых в последнее время ходили ужасающие слухи.
— Слушаю вас, господин генерал. Не думал, что вы просите об официальной встрече в подобном неприглядном заведении.
Генерала это возмутило, но он не подал виду. Окольными путями он уже достиг самого существенного пункта своей программы: он доказал, что немцы готовы прийти на встречу, если ждут от нее какой-нибудь пользы, даже если она произойдет на кладбище или в карьере за кирпичным заводом.
А взбесился он потому, что фон Брукман, хотя и изображал шокированного аристократа, отнюдь не скрывал своего удовлетворения тем фактом, что генерал с таким интересом ждет его.
— Предстоит провести одну очень важную операцию. Для борьбы с партизанами мы решили организовать блокаду Розовой долины и района Софии. Но, господин Брукман, мне хотелось бы узнать, кто же, занимая один из самых высоких постов, роет нам могилу?
Немец заинтересовался. Улыбнулся. Поднял бокал. Кочо Стоянов, делая вид, что рассматривает содержимое бокала, заговорил своим глухим голосом:
— Мне кажется, что деятельность обоих генералов, я имею к виду Заимова в прошлом и Никифорова, в этом году не есть нечто обособленное. Сомневаюсь в каждом. Не могу поделиться этим ни с полицией, ни с полковником Костовым из РО. Хочу понять, кто готовится продать царя. Хочу устроить чистку среди генералитета и высших кругов офицерства. Хочу нанести удар по всем левым силам армии. Хочу получить свободу действий против всего левого. Хочу расчистить путь для проведения националистической политики вашего германского типа. Без глупого парламентаризма… наш парламентаризм — всего лишь пародия на парламентаризм.
Фон Брукман тупо смотрел на дрожащую руку генерала и пытался понять, что так волнует его. Он безошибочно читал мысли своего собеседника. Да, вот еще один. Антонеску. Пока Кочо Стоянов подходящая фигура, но, если положение в Болгарии усложнится, если большевики все же дойдут до Дуная, его присутствие здесь только расстроит перспективные планы военной разведки на Балканах. Да, если потребуется, Балканами можно пожертвовать. Но агентурой — никогда. А Кочо в любом случае будет нужен, если фронт приблизится к устью великой реки.