— А ну-ка обе прекратите! — вмешался Виктор и обернулся к дочери: — Мы любим тебя, Тейлор. Беспокоимся и хотим помочь!
Тейлор пожала плечами:
— Ну, если вам и в самом деле интересно, то передоз Майка не случаен. Его травили в школе. Он был геем. Его мать оказалась нетолерантной религиозной стервой. Отчим постоянно гнобил. Майк больше не мог терпеть. Наглотался обезболивающего матери и лег спать.
Повисло тягостное молчание.
— Откуда ты все это знаешь? — спросил Виктор.
— Он написал мне. Просил помочь. А я прочитала его сообщения слишком поздно. Из-за тебя! — Она обернулась к Эмме, упершись колючим взглядом прямо ей в глаза. — Помнишь, на прошлой неделе ты посадила меня под домашний арест и отобрала телефон? Майк был бы сейчас жив, если бы не ты!
Так, теперь я еще и в этом виновата. В жизни вообще случается хоть что-то, в чем нет моей вины?
— Ты сама знаешь, за что я тебя наказала. Ты заявилась домой сильно за полночь, хотя велено было прийти к десяти. И ты даже не позаботилась позвонить и предупредить, что задержишься. А я несколько часов сходила с ума от тревоги за тебя.
— Майку об этом расскажи. Ну что, мы закончили или еще есть темы для разговора?
Эмма с Виктором беспомощно переглянулись.
— Чего ты хочешь, Тейлор? Что тебе нужно? — спросил Виктор.
— Я хочу съехать.
— Куда?
— Я просто больше не могу здесь жить. Хочу почувствовать себя человеком, до которого кому-то есть дело.
— Нам обоим есть до тебя дело! — воскликнула Эмма, съеживаясь от осознания, что не нужна дочери.
Она и раньше знала, что не нравится Тейлор. Но такая ненависть? Это было неожиданно.
Тейлор одарила ее взглядом, от которого усох бы даже кактус.
— И где ты хочешь жить, если не здесь? Кто будет тебе стирать одежду, покупать еду…
— …Вытирать задницу, — фыркнула Тейлор. — Я сама прекрасно справлюсь и с покупками, и с дурацкой стиркой!
— В самом деле? Что-то до сих пор не замечала такого за тобой.
— Эмма, это не поможет! — остановил ее Виктор.
— Я могу пойти жить к Кэти. Ее мама не против.
Кэти была лучшей подругой Тейлор еще с детского сада. Она жила с матерью в трейлерном городке к югу от города. Поговаривали, что время от времени к ним заглядывают мужчины. Одни задерживались на ночь, другие — на неделю.
— Исключено! — заявила Эмма. — Ты не будешь жить в трейлере.
— Правда? И как ты собираешься мне помешать?
— Как насчет переехать жить к нам? — вмешался Виктор.
Тейлор окинула его долгим изучающим взглядом:
— А что скажет Эмбер?
— Она скажет: «Добро пожаловать, Тейлор». Девочки будут рады тебе.
Девочки, Опал и Айрис, обожали старшую сестру.
— А тебе не стоит сначала поговорить с Эмбер? — Эмма была не в восторге, но ничего лучше придумать не могла. В конце концов, Виктор — отец Тейлор, а Эмбер — нормальная женщина. Может, жизнь в настоящей семье пойдет дочке на пользу.
— Поговорю, — пообещал Виктор. — Собирай вещи, завтра приеду за тобой.
Тейлор улыбнулась, и Эмма поняла, что дочь их развела. Снова. Она с самого начала так и задумывала, что переедет к Виктору! Она импульсивна, умна и способна вымотать кого угодно. Вот пусть Виктор и попробует, что значит жить с такой дочерью. Так ему и надо!
Но сердце у нее ныло от боли.
ПАУК
Я на месте. Уже почти девять. Холодно. Идет снег. Он накрывает меня — мягкий, белый, безмолвный. Словно саван.
Я жду.
Жду еще немного.
Из здания выходит мужчина. Похож на него. Идет к дальней стоянке, глядя в телефон. Дурак!
Бери все, что хочешь, только он должен умереть. Так мне было сказано.
Пожалуй, заберу телефон. Возможно, ноутбук. Да и сумка у него такая тяжелая, что ему приходится сутулиться. За все это могут дать неплохие деньги.
У меня есть его фотка, но она не нужна. Я знаю, как он выглядит. Разве что капюшон мешает.
Он подходит к машине. Я сверяюсь с номером. Это та машина, тот самый «мерседес» с тем самым номером.
Он открывает водительскую дверь. Я прямо у него за спиной, но он об этом не знает. Он говорит по телефону:
— Уже выезжаю, дорогая. Буду дома через полчаса.
Не будешь.
Я берусь за теплую рукоять ножа.
Теплую и гладкую.
Я знаю, что надо делать.
«Поднимаешь правую руку, держишь лезвие горизонтально на уровне шеи. Хватаешь его за волосы левой и тянешь их в сторону вместе с головой. Проводишь лезвием по шее, как смычком по струнам, и ждешь звука — как свист от порыва ветра, не громче, — так он сказал. — Крика не будет. Воздух не дойдет до рта, чтобы получился крик. Когда трахея перерезана, все кончено. Легко и тихо, как дуновение ветра в лесу.