Он заорал и пошатнулся, но не упал. Теперь враг был уже слишком близко, и Эмма бросила бесполезный на таком расстоянии стетоскоп. Правой рукой она схватилась за скальпель и пальцем сбросила колпачок, опрокидываясь на спину под весом Амбера. Когда они упали, он оказался сверху. Снова ожили динамики:
— Доктора Амбера вызывают в третий блок.
Он не придет.
Дик придавил Эмму к полу и потянулся правой рукой к ее горлу. Она занесла скальпель, собираясь вскрыть ему сонную артерию, но передумала. Тут все кровищей зальет. Да и очень уж хочется увидеть, как его посадят. Поэтому она нацелилась на правую руку. Скальпель аккуратно рассек запястье. Амбер взревел. Я его достала. Отлично.
Она бросила скользкий от крови скальпель. Амбер схватил ее за горло другой рукой и начал душить. Эмма изворачивалась под ним, нащупывая левой рукой флакон с реагентом, с которого за время разговора свинтила колпачок. Выхватив флакон, брызнула жидкостью ему в глаза. Мимо.
— Доктора Амбера вызывают в третий блок! — в отчаянии умолял голос в динамике.
Надеюсь, кто-нибудь позаботится о третьем блоке.
Эмма снова сдавила пластиковый флакон. Душераздирающий вопль показал, что на этот раз она попала в цель. Сталкивая с себя поверженного противника, она почувствовала укол в правое бедро, но не обратила внимания. Освободившись, она встала и открыла дверь. Окровавленный Амбер пытался протереть глаза здоровой рукой. Эмма вышла и захлопнула дверь.
И все вокруг потемнело.
ГЛАВА 53
Эмма открыла глаза. Подвесной потолок. Лампы не горят. Она попыталась сесть, но не смогла. Правая рука не двигалась, левая — тоже.
Инсульт?
Она попробовала пошевелить ногами. Это получилось. Повернула голову вправо — стена. Повернула влево — дверь. Закрыта. Снаружи свет, шум. Шум неотложки. Она сжала и разжала кулаки — обе руки работают. Плечи тоже. Запястья болят.
Не инсульт. Тогда что?
Она подняла голову и огляделась. Она лежала на каталке, одетая в синий одноразовый костюм для психиатрических пациентов. Запястья и щиколотки были зафиксированы. Ей был виден угол стола медсестры, и Эмма поняла, что находится в шестой палате — одной из трех палат для психиатрических пациентов.
Ее связали в собственной неотложке. Выходит, я теперь пациент?
Открылась дверь, и вошел Амбер.
— Как дела?
— Отлично. Отдыхаю. А у тебя?
— Замечательно.
Врет. Над левым ухом у него красовалась шишка размером с гусиное яйцо. Глаза опухли так, что даже цвет было не различить. Перебинтованная правая рука висела на перевязи. А я хорошо поработала. Потом она вспомнила, что прикована к каталке, и сочла, что все же поработала недостаточно.
— Приезжала полиция. Я сказал им, что у тебя случился нервный припадок, когда ты узнала, что я встречаюсь с твоей дочерью. Ты напала на меня и попыталась убить. К счастью, у меня оказалось при себе седативное, и это спасло мне жизнь.
— Неплохо придумано, — согласилась она.
Значит, вот что это был за укол. Надо было догадаться. Я не догадалась. Один — ноль в пользу Амбера.
— Кетамин?
Амбер улыбнулся и кивнул.
— А ты действительно неплохо соображаешь для женщины. Мне это нравится. Предлагаю сделку. Я скажу, что ты была сама не своя из-за дочери и напала на меня, но не стану выдвигать обвинения, если ты умолчишь о наркотиках. Ты все равно ничего не сможешь доказать.
— А как насчет тех двух пузырьков в твоей сумке? И насчет Тейлор?
— Пузырьки теперь лежат в кармане твоего халата. На них твои отпечатки. Только твои — я всегда беру их исключительно в перчатках. По мне, так это наша доктор Стил приторговывает наркотиками. А что касается Тейлор, то как думаешь, на чьей стороне она выступит?
Эмма уже давно утратила всякую надежду наладить отношения с Тейлор. Вранье дочери лишь подтверждало, что было глупо доверять ей. Тейлор никогда не поддержит меня против Дика. Он победил.
Он перетащил на свою сторону ее дочь. Замарал репутацию Эммы. Уничтожил почти все, что было ей дорого. Она его презирала.
— Ты умен. Даже очень умен. Обходителен, очарователен и привлекателен. Ты играешь людьми. Кружишь головы невинным девушкам. Скажи, тебе от этого легче?
— Да. Мне в жизни не было так хорошо.
Амбер подтащил стул к изголовью и сел, закинув ногу на ногу и положив на колено забинтованную руку. Лицо его напоминало картину Пикассо, но настроение было приподнятым. Он заговорил, быстро и эмоционально: