Нож!
А я уже думал, что потерял его. Сунул его в карман, поднялся, оставив остатки барахла на полу. Черт с ней, с книжкой, потом найду. Снова затрезвонил мобильник.
– Да иду, иду… – проворчал я, подхватив рюкзак.
Взял связку удочек и выскочил из дома, тщательно захлопнув дверь…
– Чего так долго? – буркнул Боря, заводя машину. – Всю рыбалку проспим!
– Не проспим, не переживай, – примирительно сказал я, усаживаясь поудобнее. – Двинули?
– Двинули. Пристегнись!
Я пристегнулся.
– Знал бы, что ты такой копуша – не стал бы ждать, – незлобливо сказал Боря, выруливая на почти пустую трассу.
– Да что ты говоришь! И что бы ты там один делал?
Борька надавил на педали:
– Сходил бы в деревню, за самогоном. Потом напился бы в одиночку и начал бы танцевать голышом. Под луной!
– Почему под луной? – улыбнулся я.
– Ты ничего не понимаешь! – сказал Боря. – Это же романтично! Представь: ночь, костер, пустая бутыль из-под самогона… Река плещется, птицы ночные орут. И я! Один! Танцую под луной! – Он бросил на меня взгляд и звонко расхохотался: – Правда, после литра самогона я буду тот еще танцор. Комары засмеют…
Я подбросил в костерок пару сучьев потолще и, откинувшись на спальном мешке, закурил.
Вечерело. Облака медленно тянулись тонкими лепестками по небу, окрашенные заходящим солнцем в ярко-розовый цвет. В воздухе плясал табунок мелкой мошкары, перемещаясь с места на место. Носились стрижи, время от времени подныривая на скорости к воде, потом опять взмывали вверх, чуть не врезаясь друг в друга. И как они так умудряются разлетаться – ума не приложу…
– Хорошо-то как… – протянул Борька, почесав в затылке. И подпрыгнул: – Ешкин кот, клюет!
Он рванулся к спиннингу. Сделал резкую подсечку, и начал остервенело крутить катушку с леской. Спиннинг выгнулся дугой, затрещав на стыках. Крупный кто-то, однако.
Я вскочил, подхватил подсачек:
– Боря, держи его! Только не упускай!
– Не дождешься… – пропыхтел друг, воюя с катушкой. – Лишь бы этому гаду не вздумалось сорваться.
– А ты не давай!
Я залез в воду, держа подсачек в руках. Боря продолжал выводить рыбину, бледный и напряженный. И чего так переживать, подумаешь, рыбу тащит… Наконец-то мелькнул тот, кого мы пытались вытащить. Не знаю, кто это, но немаленький. Огромный хвост на мгновение показался над водой, хлопнул по поверхности и снова исчез, заставив жалобно заскрипеть несчастный спиннинг.
– Ух, ты… – выдохнул Боря. – Не упущу…
Мы все-таки выволокли рыбу. Сома. Килограмм эдак на тридцать. Он лежал на берегу, огромный, головастый, и тяжело раскрывал пасть, в которую запросто уместились бы два моих кулака.
А мы сидели рядом, уставшие, измученные, но счастливые донельзя, и курили, неспешно обсуждая трофей.
– А знаешь, какие пельмени из него вкусные… – мечтательно говорил Борька, лениво трогая голой ногой хвост сома. Рыбина недовольно отзывалась, елозя хвостом по песку.
– Пельмени – это да… Но копченый – он просто во рту тает.
– А ты умеешь коптить? – спросил Борька.
– Конечно. Дед научил. И чего там уметь-то? Прямо здесь можно закоптить.
– Да ну? – подпрыгнул Борька. – И чего мы сидим?
– Не знаю, – зашвырнул я окурок в реку. – Копай яму.
– Какую?!
– Обыкновенную. В метр глубиной. Для коптильни. А я пока подготовлю все, что нужно для этого. Нож есть?
– Да, вон, в моем рюкзаке, в левом боковом кармане возьми.
Я перевернул его рюкзак, отстегнул клапан и вытащил нож. Столовый. С закругленным концом. Из какой-то дурацкой мягкой нержавейки.
– Это что?! – изумленно спросил, рассматривая нож.
– Как что? Не видишь, что ли? Нож! – гордо сказал мой друг.
Я покатился со смеху.
– И чего смешного? – обиделся Борька. – Он, между прочим, очень даже режет все! И мясо в том числе!
– Не сомневаюсь. А я вот свой нашел. Думал, что потерял его, подзабыл, что в шкаф просто убрал.
– И где он?
Я вытащил из кармана чехол:
– Со мной, конечно. Только немного лезвие бы почистить. Не помню, чем его запачкал… – Я щелкнул кнопочкой чехла, открывая. – Кстати, а сейчас и почищу. Ты пока яму в песке здесь копай. Примерно по пояс. Потом стружек настрогаю и сома разделаю.
Борька вздохнул и достал из багажника небольшую складную лопатку. Бросил на меня несчастный взгляд и принялся неторопливо копать.