Врут эти книги. А, может, и не врут. Я вот героем точно не был. И мне было очень плохо. Голова трещала так, что немедленно захотелось уснуть совсем, чтобы это не чувствовать. Или, может, потому что я не герой и не героическим личностям достается всегда лишь самое плохое? Ну, хотя бы для того, чтобы всемогущие могли себя чувствовать лучше. Или как?
– Как вы себя чувствуете? – спросил мелодичный голос. – Что-нибудь нужно?
– Да… – пробормотал я, стараясь не шевелиться. – Какой-нибудь таз.
– Зачем? – с нотками искреннего недоумения осведомился голос.
– Потому что меня сейчас…
Я еле успел извернуться в сторону, свесившись с кровати, как меня вырвало. Голос затравленно пискнул и куда-то убежал. Что-то громко пропищал где-то вдалеке, и прискакал обратно, громко топая.
– Вот… сюда…
Меня опять вывернуло наизнанку. Господи, ну и гадость… Во рту было кисло и горько одновременно.
– Дай воды, а? – тихо попросил я, протягивая руку.
– Да, вот, возьмите…
Стало немного легче. Я откинулся обратно и спросил:
– Что мне кололи?
– Не знаю, – отозвался голос. – Я всего лишь сиделка.
– Понятно.
Полегчало. Но грохот в голове меньше не стал.
– Еще водички налить?
– Не надо…
Пришлось мучиться, чтобы открыть глаза. Но открылся один. А на втором я с удивлением нащупал толстый слой ваты, залепленный лейкопластырем. Не понял…
– Не трогайте! – всполошился голос, когда я попробовал подцепить лейкопластырь ногтем.
– Почему?
– Швы еще свежие!
Наконец-то обладательница голоса соизволила появиться передо мной. Высокая, нескладная. С короткой стрижкой. И встревоженные серые глаза.
– Привет, – сказал я, оглядывая ее с ног до головы, насколько это было возможно одним глазом.
– Здравствуйте, – ответила она, продолжая нервно теребить поясок на халате. – Пожалуйста, не трогайте повязку!
– Хорошо. А что с глазом?
– Я не знаю.
– Он хоть целый?
– Я не знаю, – растерянно повторила девушка. – Не трогайте, пожалуйста…
– Да не трогаю, не трогаю. Тебя как зовут?
– Дина. А вы кто?
– А чего так официально – «вы»? Можно и на «ты», я не ругаюсь. Я Михаил, можно без отчества.
Дверь открылась, и в комнату неторопливо вошла… нет, даже вплыла тётка невероятных размеров. Толстая, невысокая, тем не менее, она двигалась вполне шустро, неся в руках швабру и ведро…
– Тёть Насть, тут вот, около кровати, тёть Насть! – засуетилась Дина, отодвигая прикроватную тумбочку.
– Напьются, вот и блюют потом, как лекарство им дадут… – вполне миролюбиво заворчала тётя Настя, неторопливо и легко сдвигая мою кровать вместе со мной в сторону. – А хорошие люди даже лечь не могут лечиться, потому что вот такие вот все места заняли…
– Мне уйти? – негромко спросил я, наблюдая, как уборщица быстро вытирает за мной.
– Зачем? – отозвалась она, шумно выжимая тряпку.
– Ну, чтобы место не занимать.
– Лежи уже, уходильщик… – проворчала тетка, продолжая наводить чистоту. – Я не про тебя. Вон, в соседней палате, лежат трое. Понапились где-то, да и привезли их сюда, чтобы лечить. От чего лечить – ума не приложу, здоровые кабаны такие. Так вот сегодня уже третий раз у них полы мою. Все мимо тазика, алкаши чертовы…
– Тёть Насть, ну что ты такое говоришь? – растерянно и чуть укоризненно сказала Дина, помогая сдвинуть кровать обратно. – Людям, может, плохо, а ты ругаешься…
– Молчала б уже, защитница, – прикрикнула на нее уборщица. – Нечего выпивох защищать!
– Девушки… – охнул я, хватаясь за голову. – А не помолчали б вы обе, а? Сил нет, голова болит…
Они замолчали. Тётка Настя, быстро выжала тряпку, повесила ее на край ведра. Потом присела на краешек кровати, опасно прогнув ее, и спросила, поджав губы:
– И где ж ты так-то, а? Вон как морда-то распухла. И шея вся замотана.
Я пощупал. И вправду, на шее лежал толстый марлевый бандаж. Странно, как я его не заметил?
– Подрался или чего?
– Можно и так сказать… – откликнулся я. – Спасибо, тёть Насть. Я не хотел, а оно вон как…
– Да ладно, – весело отмахнулась она. – Бывает и хуже. Не болей, сынок. Всё будет хорошо.
– Не буду.
Она встала, подхватила все причиндалы и так же величественно и неторопливо поплыла к двери.