— Ох уж эти кошачьи глаза, — прошептал он. — Заглянув в них всего один раз, я понял, что ты не леди. Глаза тебя выдали. И, слава Богу, я оказался прав. В ту нашу единственную ночь тебе не было дела до подобающего леди поведения. Моя горячая дикарка! Под нами чуть кровать не сломалась. Ты должна была понять, что я ни за что не позволю уйти такому чуду.
Он возбудился. Элизабет чувствовала твердый бугор, легкие движения бедер, безмолвные уговоры открыться и впустить набухшую плоть. До чего же соблазнительно. Чертовски! Она не отрицала, что хочет его. Никогда не пыталась. Но в одном он был прав — она ему не доверяла.
— Это не сработает, — хрипло пробормотала она.
— Уже сработало.
Слова звучали мягко, певуче. Теплое дыхание Тома коснулось ее рта за секунду до твердых, горячих губ. Он наклонил голову, углубляя поцелуй, уговаривая приоткрыть рот. Элизабет не собиралась этого делать, но оказалась беспомощной под его напором. С первого раза от поцелуев Тома у нее начиналось головокружение. Уверенность этого мужчины проявлялась даже сейчас: никаких колебаний или неловкости, словно имел на нее право. Его язык уже изучал глубины податливого рта, заставляя Элизабет дрожать от удовольствия. Прижатая к крепкому мужскому телу, она чувствовала напряжение Тома, подрагивание его возбужденной плоти. Он и раньше не пытался замаскировать свою реакцию на нее. Хотя эта реакция проявлялась с первого свидания, Том не торопил Элизабет. Может именно тогда она начала влюбляться. К своему постоянному полувозбужденному состоянию он относился философски и с долей юмора: нормальное состояние мужчины в обществе нравившейся женщины. И ее это не пугало. Оглядываясь назад, Элизабет поняла, что Том делал все возможное, чтобы ничем ее не тревожить. Несмотря на очевидные доказательства заинтересованности, он проявлял удивительную выдержку и спокойствие, когда разговор касался щекотливой темы. Ее ни разу не посещала мысль, что в конце свидания придется тренироваться с ним в армрестлинге. Даже в ту ночь, когда они занимались любовью, о серьезности его поцелуев Элизабет догадалась только тогда, когда с удивлением обнаружила себя и его обнаженными в постели, сгорающими от желания. Ничего не скажешь, тем вечером она испытала всю серьезность намерений Куинлана.
Воспоминания заставили ее запаниковать и отвернуться, прервав контакт губ. Элизабет не сомневалась, не останови она Тома сейчас, через пять минут они будут заниматься любовью. Жаркая чувственность его поцелуев заводила быстрее и сильнее, чем можно было ожидать. Всего лишь поцелуй, а она, не осознавая себя, готова наброситься на соблазнителя. До появления Тома она даже вообразить не могла подобную силу чувств, желания и удовольствия.
— Что-то не так? — пробормотал он, возвращаясь к ее рту серией быстрых и легких поцелуев, которые только разжигали страсть. — Не нравится? Или слишком нравится?
Проницательность Тома только добавила беспокойства, и, вопреки себе, Элизабет начала вырываться. К ее удивлению, он немедленно ее освободил, но не отошел ни на шаг.
— Скажи, что тебе не нравится, дорогая. — Голос Тома звучал приглушенно, нежно. — Как я могу исправиться, если не знаю, в чем дело?
Отталкивая, Элизабет уперлась ему в грудь, только чтобы понять свою ошибку. Под тонким покровом хлопка чувствовалось горячее, твердое тело, колючие волосы и биение сильного сердца.
— Куинлан…
— Скажи, — умасливал Том, целуя ее снова.
Отчаянным движением Элизабет выскользнула и отошла в сторону. Растревоженное тело горело огнем. Если промолчать, он продолжит соблазнительные уговоры. Долго она не продержится.
— Хорошо. — Она ему задолжала. Менять решение и встречаться с ним не собиралась, но, по крайней мере, он заслужил объяснение. — Но позже. Не сейчас. Сначала надо собрать все необходимое и устроиться в холле.
— Где-то я уже слышал эти слова, — со смешинкой в глазах выпрямился он.
— Злорадствовать некрасиво.
— Возможно, но как приятно.
Элизабет нервничала. Куинлан не на шутку удивился, так как сильное беспокойство было не в ее характере. Конечно, его это заинтересовало, как последние шесть месяцев не могло не интересовать, почему Элизабет сбежала после жаркой ночи в его объятьях. Она его не боялась, что ему очень нравилось. Для Тома привлекательность женщины в немалой степени заключалось в ее мозгах. К сожалению, обычно интеллект шел рука об руку с проницательностью, заставляя умниц уклоняться от его авансов.
Куинлан ничего не мог поделать с окружающей его аурой опасности, не мог отбросить качества, привычки и чутье, сделавшие его опасным. Да и не хотел. Это укоренилось в нем, вросло в кости и стало его неотъемлемой частью. Жизнь, которую он вел, порой наводила на мысль, что всего несколько человек в этом мире видели изнанку жизни. Большинство существовало словно с завязанными глазами. Теперь, когда он почти не участвовал в операциях, Том задумался о нормальной жизни, которая обычным людям казалась само собой разумеющейся: жена, дети, надежный и устроенный быт. Ради телесного удовлетворения приходилось довольствоваться короткими связями, но Том ждал и наблюдал. А после встречи с Элизабет понял, что хочет только ее.
Дело не только во внешности, хотя, видит Бог, Тома бросало в пот от одного взгляда на нее. Чуть выше среднего роста, гибкая как тростинка, с гладкими темными волосами, уложенными в классическую прическу. Линии тела Элизабет заставляли вспоминать о чистой крови и породе. До встречи с ней Том не понимал, насколько это сексуально. Однако пленили его глаза Элизабет. Кошачьи, как он называл, и не приукрашивал. Хотя глаза на самом деле были зелеными, не столько цвет, сколько их выражение наводило на мысль о царственном животном. Характер Элизабет угадывался в ее взгляде. В предупреждающем взоре читалось, что она ничуточки не напугана, а холодная отстраненность определенно напоминала кошачью.
Возбуждение гнало кровь по венам. Чем больше Том ее узнавал, тем больше хотел сделать своей. Она отличалась острым умом, чувством юмора, саркастичностью, которая время от времени обескураживала, но всегда восхищала. Внутри нее горел жаркий огонь, который неудержимо притягивал, как магнит притягивает железо.
Сила влечения к Элизабет застала Тома врасплох. Он хотел знать о ней все, даже детские воспоминания, потому что это время в ее жизни навсегда от него закрыто. Хотел от нее детей. Очаровывала сама мысль о похожей на Элизабет дочке: маленьком решительном ангелочке с ямочками и острым язычком. Расспрашивая Элизабет о детстве, Том видел малышку с дразнящей реальностью.
Поначалу Элизабет рассказывала о себе открыто, с тем еле заметным гонором. Прятать, мол, ей нечего, нравится ему или нет. Но потом пришло ощущение, что она что-то утаивает. Вроде ничего конкретного, скорее чувство отстраненности, словно она возвела внутри стену и не собиралась его пускать.
И характер, и подготовка не позволяли Тому пройти мимо этого. Ее отчуждение не имело смысла. Куинлан точно знал — животные инстинкты не лгут — что у нее те же чувства к нему, что у него к ней. Элизабет его любила. И хотела. Если она на самом деле что-то скрывала, он должен знать, что именно. У Тома хватало навыков и возможностей раскопать ее прошлое. Его запросы вернулись с информацией о ее раннем замужестве. Супружеская жизнь оказалась довольно обычной и недолгой. Многие студенческие браки после окончания колледжа быстро распадаются, когда супруги понимают, что не подходят друг другу. Том в этом возрасте сам пережил молниеносный брак и знал, как это происходит. Но чем больше он об этом думал, тем больше понимал, что Элизабет умалчивает только об этом периоде. Она даже не упомянула о замужестве. Том был достаточно хорош в своем деле для оценки важности этого факта, и потому начал осторожно задавать наводящие вопросы о двух пропущенных годах жизни. Одновременно, чувствуя, как Элизабет ускользает от него, Том предпринял самоуверенную попытку укрепить их отношения — затащил в кровать в надежде, что узы плоти решат сразу две проблемы: сломают стену и заставят ее полностью ему довериться.