И в какой-то момент он даже сорвался на жену, когда она ему показала купленный на рынке деревянный набор из грибка, прикрепленного рядом с ним на круглой подставке «пенька» с тряпочный «мхом» для втыкания в него иголок и несколькими шпеньками, на которые можно было надевать катушки с нитками. То есть его не покупка рассердила, он буквально взорвался от неприкрытой радости жены:
— Смотри, какая прелесть, и всего-то за семь рублей! Теперь чулки штопать будет куда как удобнее!
— Сона, выкини этот грибок в помойку! Тебе вообще не нужно ничего штопать, у нас все же денег достаточно, чтобы ходить в целой одежде! В целых чулках, в целых носках! Вообще во всем целом, а ты просто время зря теряешь, пытаясь починить то, что уже никому не нужно! Твои чулки сколько стоят? Два с полтиной, пять рублей? Носки вообще по рубль-семьдесят пара, а время, которое ты на штопку тратишь, куда как дороже! Немедленно прекрати заниматься этой ерундой, или я…
— Это не ерунда, — очень сердитым голосом ответила девушка, — я не могу допустить, чтобы мой муж ходил как оборванец!
— Вот именно! Ладно, подожди полчаса, мы это еще раз обсудим…
Алексей быстро оделся, выбежал на улицу, забежал (именно забежал, а не зашел) в небольшой галантерейный магазин, расположенный через три дома, а затем так же бегом вернулся домой:
— Вот, смотри, внимательно смотри: это тебе чулки, двенадцать пар, так что все свои порванные прямо сейчас и выкини. И это — носки мне, двадцать четыре пары… просто в магазине больше сегодня не было, но я на той неделе еще куплю. И у нас всегда теперь будет лежать пар по десять новых, в запас, а старые, порванные, мы будем выкидывать сразу же, как в них образуются дырки! Ты поняла?
— Лёш, может быть там, в Витебске, или где ты раньше жил, носки с чулками на деревьях росли или на грядках, а здесь… ты же сам сказал, что в магазине больше ни чулок, ни носков не осталось. То есть если кому-то они вдруг срочно потребуются, они купить их уже не смогут. А тут дырочки-то маленькие, их заштопать много времени не потребуется… и грибок я не выкину, и чулки с носками! За них мы ведь тоже деньги платили, а на то, что ты сейчас потратил, я могла бы что-то вкусненькое на рынке купить или мы могли бы в кино сходить.
— Сона, ты и так можешь на рынке что угодно покупать, и в кино мы можем ходить по десять раз в день, и при этом мы даже не заметим, что у нас денег меньше стало…
— Заметим, я замечу. Утром в коробочке лежало триста сорок рублей, а сейчас, смотри… так, а на какие деньги ты все это сейчас покупал?
Алексею стало смешно, и от вида явно удивленной жены, и от собственной глупости, заставившей его взорваться от такого пустяка:
— Я же тебе сказал: мы даже не заметим. И ты не заметила, потому что денег-то хотя и стало как бы меньше, но после того, как я сдачу в коробочку положил, их стало больше. Их там всегда будет лежать столько, чтобы тебе денег хватило на все, что ты захочешь!
— Я не хочу, чтобы у тебя было тридцать пар носков! Потому что одно дело пять пар штопать, и совсем другое тридцать пар! У меня же просто времени на учебу не останется!
Да, подумал Алексей, переубедить советского человека, точнее, убрать привычку советского человека к бережливости — дело очень непростое. Но, возможно, и ненужное, сам-то он даже в старости с каким-то удовольствием занимался мелким ремонтом по дому. А когда младший сын при нем пошел выкидывать ненужную ему настольную лампу со сломавшейся подставкой, он эту лампу у него отобрал, как смог починил — и теперь она изображала из себя люстру в беседке на даче. То есть будет изображать… то есть в другой реальности все же уже изображает.
Но некоторые вещи чинить все же не стоит, и он подумал, что постарается Сону в этом убедить. Без ора убедить, а спокойными словами, подкрепляемыми трезвым расчетом. Все же жена-то у него — будущий математик, должна же в цифрах разбираться. А то, что она на выходку мужа все же обиделась, было заметно, поэтому он решил сделать супруге подарок. Такой, радость от которого всю обиду смоет — так что на следующий день он заехал в общагу мединститута, поговорил с немногими еще оставшимися там молодыми женщинами (однокурсницами, задержавшимися в меде из-за декретных отпусков), и, дождавшись среды, отправился с ней в ГУМ. Потому что во вторник он туда заехал один — чтобы убедиться, что молодые врачихи-мамашки ничего не напутали.