— Тут недели и думать не надо, я же уже сказал: максимум работоспособности.
— Но вы все же подумайте: если, скажем, вашу работоспособность будет на уровне семидесяти процентов от максимума, но вы проживете втрое дольше, то успеете сделать гораздо больше.
— Вот умеешь ты вопросы ставить… ладно, пойдем к Ковалевой. Они же в соседнем подъезде?
— Она сейчас у себя в поликлинике, у нее дежурство сегодня.
— А если я к ней в поликлинику…
— Лаврентий Павлович, вас даже Сона не узнала. А Лене там точно никто вопросов о пациентах задавать не будет. Да и наплыва страждущих по воскресеньям там нет…
Вообще-то Алексей был почти полностью уверен в успехе задуманного им лечения: в свое время Алексею Павловичу попался интересный документ о проведенном генетическом исследовании Лаврентия Павловича и его сына. Точнее, оставшихся от Берии «генетических материалов» и «материалов» его Серго Лаврентьевича — и исследование показало практически полную генетическую совместимость отца и сына. Конечно, абсолютной уверенности в достоверности тех исследований у Алексея не было, но он точно знал, как их можно (причем на «современном уровне» лабораторной практики) подтвердить или опровергнуть. А заодно — поскольку все же подобные исследования пока еще были крайне сложными и дорогостоящими — наработать практику таких исследований и в дальнейшем ее использовать для спасения людей, «словивших» лучевую болезнь: пересадка костного мозга сама по себе — процедура не особо сложная, но риски, причем смертельные, получения отрицательных результатов пока не давали возможности эту процедуру применять для спасения людей. А когда можно будет заранее определять, спасет ли операция человека или убьет его, причем определять быстро и с высокой степенью достоверности, то очень много людей останутся в живых.
А то, что на проведение этих исследований потребуется огромная куча средств… Алексей был убежден, что для спасения собственной жизни тот же Лаврентий Павлович тратить очень большие миллионы не позволит. Но — в чем он был уже почти уверен — на проведение исследований «партизана» деньги найдутся. И не только деньги…
Сам Алексей на эти исследования не собирался ни минуты тратить, так как по большому счету он ничего о трансплантологии не знал. Так, мимо проходил, когда при изучении фармакологии занимался радиофармпрепаратами, предназначенными для подавления отторжения донорских органов. Но зато о препаратах таких (и не только радиоактивных) он знал очень много: без малейшего преувеличения можно сказать, что больше всех в мире знал. А еще знал по крайней мере нескольких человек, кто в его «прошлой жизни» как раз трансплантологией и занимался, по именам и фамилиям знал, и по крайней мере два или три человека из «знакомого списка» одновременно с ним в Первом меде учились на разных курсах. Точнее, скорее всего учились, ведь однофамильцев и в медицине немало — но тут опять «не попробуешь, так и не узнаешь точно». А если товарищи «попробуют» лет так на десять-двадцать раньше… трансплантология ведь не одним костным мозгом промышляет, а при наличии качественной и очень нужной в таком деле фармакопеи результаты могут оказаться очень интересными. А раз уж выдалась возможность наладить выпуск очень нужных в принципе, но совершенно не нужных нынешней медицине препаратов «впрок», то не воспользоваться возможностью Алексей счел делом совершенно недопустимым. Потому что когда приспичит, гораздо проще взять лекарство с дальней полки в аптеке, чем судорожно строить новый фармзавод.
Конечно, в пятидесятых годах двадцатого века провести анализы на уровне начала двадцать первого ни малейшей возможности не было, но необходимый для «неопровержения» когда-то якобы проведенного анализа минимум проверок действительно был сделан за неделю. А затем Лена аккуратно выполнила описанную Алексеем операцию (и выслушала очень интересные определения в свой адрес от Лаврентия Павловича, но лишь от него одного: Серго оказался более сдержанным и более терпеливым). До Нового года Алексей домой возвращался уже в первом, а то и во втором часу ночи, проводя вечера в институтском «опытном фармзаводе», где занимался синтезом новых лекарств — но Сона всегда его дожидалась. Точнее, она все же спала, но всегда просыпалась, когда муж открывал дверь, ставила перед ним заранее сготовленный ужин и, накормив, отправляла спать. Чтобы от такого режима все же не сдохнуть, парень снова «вспомнил» про «волчий сон», хотя и знал, что долго человек так не выдержит — но он выдержал. Полтора месяца, а не «рекомендованный врачами максимум в три недели», а затем еще и сессию сдал весьма удачно…