— Бомбу с таймером? — спросил я, представив бесчисленную армию, за секунду рассыпавшуюся на молекулы.
— Яд, — коротко ответил он, — капсула помещена внутрь их тела и откроется в указанный срок, если до этого момента солдат не сделает сам то, что должен сделать после окончания операции.
— Твой стиль работы, Хайни, — попробовал пошутить я.
— Об этом, боясь, что в последнюю секунду им не захочется умирать, солдаты попросили сами. И… знаешь… — он, прищурив глаза, посмотрел на меня, как будто что-то обдумывая.
От этого взгляда я почувствовал такую обречённость и безграничную печаль, что тихо спросил:
— Ты хочешь и в меня вмонтировать эту хрень?
— Что ты! Что ты! В тебя — невозможно. В том-то и проблема, что в тебя нельзя. Ты должен всё сделать сам — добровольно.
Я понял, что у меня уже не было выбора. Мне придётся командовать этой армией, а потом умереть самому. Я подумал об Эрнесте, которая больше никогда не засмеётся под голубым небом Земли, и мне стало совершенно наплевать на человечество, да и на себя тоже. Эрнесты больше нет, так пусть весь мир катится в тартарары. Её нет больше на Земле, так пусть же не останется никого в этом «лучшем из миров».
— Я согласен, Генрих, — сказал я, протягивая ему руку, — только… обещай мне не начинать «операцию Хадубранд» в следующем месяце. Подари мне этот месяц за ту услугу, что я окажу человечеству. Я хочу попрощаться с моим Миром, с моей Землёй, с людьми. Дай мне на это только один месяц. Пожалуйста.
— Ну что ж, один месяц мы ещё подождём, обещаю, — сказал Гиммлер, провожая меня до двери.
— До свидания, Генрих. Поеду. У меня слишком мало времени — всего тридцать дней, чтобы повидать родных и посмотреть на обречённых на счастье людей глазами их убийцы. Увидимся… через месяц.
— Не нужно комплексов, Ральф, ты не убийца, ты — Герой, помни об этом. Помни о том, что этот материальный мир исчезнет благодаря тебе, и Всесильный Творец будет посрамлён, а свободные души разумных существ наконец-то возликуют, — восторженно произнёс он.
— Не надо патетики, Генрих, — ответил я и вышел из его дома.
Я поехал в Париж, потом оказался в Израиле, побывал в Москве. На всё это ушло несколько дней, за которые я ни с кем из своих родных и друзей не встречался. Теперь все капсулы и «ампулы отмены» были у меня при себе.
Тогда я отправился в Австрию. Доехал до своего домика на озере, взял лодку, отплыл подальше от берега, открыл бутылку коньяка, сделал большой глоток и закурил. Затем достал «ампулу отмены», отломил её кончик, вылил содержимое в рот и запил коньяком. Вынув из кармана все имеющиеся у меня капсулы продления жизни, я зашвырнул их далеко в озеро. После этого долго смотрел на воду и окрестные красоты, медленно прихлёбывая из бутылки. Когда пустая бутылка отправилась на дно одного из красивейших озёр Европы, я абсолютно пьяным вернулся в дом.
Проснулся я в полдень следующего дня с жуткой головной болью. Самочувствие было ужасное. Я отправился на кухню, выпил воды, сварил себе кофе и понял, что мне их не победить. Мне не уйти от той миссии, что возложена на меня неизвестно кем по неизвестной причине. Я вспомнил волшебную корону Царя царей, которая ждала только меня на одном из подземных этажей превращённого в музей нацистского замка. Мне не изменить себя, не убежать от них, не улучшить и не спасти людей. Мне даже не продлить жизнь существующего мира.
У меня не было иного выбора, как покончить с собой. Этим я хотя бы отодвину на то время, пока снова не материализуюсь в этом мире и не достигну зрелого возраста, уничтожение человечества. Мне бы хотелось, чтобы всё происшедшее со мной с тех пор, как в московском лесопарке я вошёл в пирамиду инопланетян, оказалось только сном, или бредом моего отуманенного алкоголем сознания. Как мне хотелось поверить в то, что благополучно проживающий в современной Германии Генрих Гиммлер — только плод моего разыгравшегося воображения и что единственно любимая мной женщина — Эрнеста — никогда не существовала. А тайный правитель Третьего Рейха — Ральф — это не я.
Я включил телевизор. В мире всё было, как всегда: где-то происходили землетрясения, наводнения, цунами, террористические акты, бессмысленные революции… кого-то обвиняли в коррупции, подкупе, заказных убийствах… знаменитые шуты смешили народ, который хотел беспрерывно смеяться, мужчины целовались с мужчинами, а женщины с женщинами… новорождённых детей их матери кидали в мусорные баки, а детей постарше мучили и убивали… И над всем этим сияло огромное Солнце, как всевидящий глаз Всесильного Создателя. Я выключил телевизор и подумал, что, несмотря на то непотребство, что творится в мире, миллионы мужчин любят своих жён и детей… дети с уважением относятся к родителям… учителя говорят в школах о разумном и вечном… композиторы сочиняют прекрасную музыку… а художники пишут красивые картины.