— Уберите закрылки! — подсказали мне с командного пункта. «Как же это я забыл? Так и рулю с выпущенными лопухами».
Я не пробыл в воздухе и получаса, а заметно уморился. Сказывалась напряженность, связанная с работой в новых условиях.
«Что ни говори, а Александрович прав, — подумал я, ожидая, когда самолет прицепят к буксировщику и отвезут на стоянку. — Надо следить за своим здоровьем».
Около теплушки толпились летчики. Я знал, они смотрели на мою посадку. Те, кто уже поднимались в воздух, были возбуждены полетом, оглушены ревом турбин, а потому разговаривали громко, что-то рассказывали Семенихину, размахивали руками, смеялись.
— На посадке при работе с арматурой превращаешься в какого-то пианиста-виртуоза, — говорил Лобанов.
Когда я подошел к друзьям, замполит шагнул мне навстречу и протянул руку:
— Поздравляем с первым самостоятельным!
У НАС СВОЙ КЛУБ
Объявление висело на стене уже три дня. И всякий раз, проходя мимо, я останавливался, чтобы прочитать его.
«В воскресенье в Доме культуры состоится лекция «Кто такие йоги. Физкультура йогов». Лекцию прочитает врач Людмила Простина». Я слышал, как, проходя мимо, приезжавший с инспекцией генерал из корпуса сказал Семенихину:
— Мистику разводите, не нашли о чем другом рассказать?
— Одно другому не помешает, — возразил замполит, хитровато улыбаясь. — Если к тому же учесть, что в учении йогов есть и поучительные моменты. Я слышал, в Индии сам Джавахарлал Неру занимается по системе йогов.
Интерес к физкультурной системе йогов у летчиков пробудился после опубликования в Одном из журналов статьи, в которой рассказывалось, кто такие йоги и что нам известно об их своеобразных физических упражнениях.
Николай Лобанов, охотник до всяких новшеств, тоже начал делать упражнения йогов и уверял, что стал значительно лучше себя чувствовать, хотя, если говорить по совести, он всегда чувствовал себя прекрасно.
Примеру Николая последовали и другие. Йоговская гимнастика находила все больше почитателей.
И вдруг с одним из наших главных проповедников йоговского учения случилась неприятная история. Тренируя себя в задерживании дыхания, Лобанов получил легкую аритмию сердца и был на некоторое время отстранен от полетов.
Это вызвало в полку переполох. Вот тогда-то Александрович и предложил Люсе изучить систему йогов и рассказать о ней публично.
К лекции Люся готовилась тщательно. Дважды по воскресеньям она оставляла для дочки бутылочку со сцеженным молоком, а сама уезжала в областной центр, где в городской библиотеке брала книги, выпущенные Индийским институтом йогов.
Я не мешал ей. Только иногда подтрунивал:
— Посмотрим, как будешь выглядеть на трибуне.
— Ни за что на свете, — топала она ногой. — Ты останешься с Иринкой.
— Но я же должен знать, кто такие йоги.
— Вот бери тезисы и читай.
— Нет, я лучше приду послушать.
— Ну приходи, если хочешь, чтоб твоя жена осрамилась.
«А вдруг и на самом деле осрамится?» — думал я, глядя на заученное наизусть объявление.
Все-таки на лекцию она разрешила мне прийти с дочкой, которую можно было оставить в детской комнате, где теперь всегда дежурил кто-нибудь из офицерских жен. Эту комнату в шутку называли «камерой хранения». Туда «сдавали» детей, когда нужно было отлучиться из дому.
Мое появление с Иринкой вызвало оживление среди летчиков, ожидавших в вестибюле начала лекции. Девочку брали из рук в руки, пытаясь определить, на кого похожа, угощали конфетами, подносили к стендам, подкидывали кверху.
— Летчицей будет, на смену отцу.
— Сколько ей уже?
— Недавно годик стукнуло.
— А кажется, только вчера ты пришел в разных ботинках, — смеялись товарищи, вспомнив, как я действительно в день рождения дочери от волнения надел разные ботинки, и это заметил только Истомин на вечернем построении.
Открылась дверь в другом конце коридора, и до нас донеслась бодрая мелодия марша.
Дочка замерла на мгновение, прислушиваясь, потом замахала сжатыми в кулачки руками в такт музыке.
— Дирижирует, — засмеялись летчики.
— Теперь вам понятно, кем она будет? — спросила с улыбкой Нонна Павловна. — Дайте-ка ее сюда. — Она взяла Ирочку на руки и понесла туда, где играли.