«На экране, — думал Стрикланд, — Браун выглядит совсем неплохо, этакий прирученный тигр». Черты у Брауна были выразительные, но, пожалуй, чересчур правильные, и от этого он производил впечатление какой-то излишней красивости, а кроткий взор говорил о мягкотелости, по крайней мере, так казалось сначала. В общем, он вызывал симпатию, но не внушал должного уважения.
Тот Браун, который сидел сейчас перед ним, не казался таким уж покладистым. В его движениях чувствовалось раздражение, чего не могла зафиксировать камера при отсутствии перспективы. Без видимых причин на его лице временами появлялось болезненное выражение затравленности. «Что-то угнетает его», — отметил про себя Стрикланд. Такие вещи он обычно чувствовал безошибочно.
Вино было настолько хорошим, что Стрикланд, погрузившись в свои наблюдения, почувствовал, что улыбается, Брауну, как патрон своему любимому подопечному. Он вдруг понял, почему Брауну, несмотря на его представительный вид и симпатичную жену, отвели самый плохой столик в этом заведении. Его физиономия не отвечала манхэттенским представлениям о победителе. С первого взгляда в нем можно было разглядеть натуру наивную, услужливую, хотя и непредсказуемую.
— Молодым людям следует понимать, — говорил Гарри, обращаясь к Энн, — что частная коммерция не должна быть эгоистичной. Потому что вы не можете жить и работать только ради собственного «я», точно так же, как вы не можете жить и работать, не ставя перед собой никаких целей. Вам знакомо выражение «моральный эквивалент войны»? Его используют политики, но они не знают, что оно значит.
Даффи подошел к ним из бара, где он, очевидно, выпивал со своими собратьями по перу. Оуэн, казалось, вот-вот заснет.
— Вы знаете, — на весь зал провозгласил Даффи, главным образом, ради Торна, — когда я впервые увидел Оуэна, я сразу сказал: «Линдберг!» Я это сразу сказал.
Торн прервал свой разговор с Энн, положив руку ей на плечо.
— Даффи, неужели вы думаете, что кого-то, кроме вас, кому нет семидесяти, интересует Чарлз Линдберг? Или кому-то хотя бы известно, кто это такой?
Произнеся это, Торн посмотрел на Энн, желая убедиться, что его слова позабавили ее. Они заказали еще бутылку того же вина.
«Если Торн соблазнит ее, — думал Стрикланд, — придется искать способ, как отразить это в фильме». Мысль об этом не доставляла ему удовольствия, и он решил отнести ее к разряду маловероятных.
— Я имел в виду его личность, — пояснил Даффи. — То, как в одном человеке может воплотиться все лучшее, что есть в Америке.
В этот момент Браун («К его чести», — подумал Стрикланд), не выдержал:
— Дайте мне передохнуть, Даффи.
Когда Браун увидел, что все ждут продолжения, он принялся рассказывать им о пробном выходе в море. Вместе с Фанелли и Кроуфордом они прошли на «Ноне» до точки восточнее Блок-Айленд и назад, совершив таким образом трехдневный вояж. «В один из моментов похода, — сказал Браун, — я свалился за борт».
— Где это случилось, Оуэн? — спросила Энн.
— Возле Бриджпорта, мне кажется.
— Где же еще? — воскликнул Гарри, и все засмеялись.
Пока Браун рассказывал им историю пробного плавания, Стрикланд поймал себя на том, что опять наблюдает за Энн. Она пропустила уже изрядное количество вина. Но, продолжая флиртовать с Торном, она избегала глядеть на Стрикланда, так, по крайней мере, ему показалось. «Возможно, — подумал он, — это хороший признак». Он уже начинал выходить из себя, наблюдая, как Торн ее обольщает.
— И что же она будет делать, — игриво спросил Гарри у Брауна, — пока вы будете в море?
Энн поспешила ответить сама:
— Я думаю, что буду читать «Войну и мир». Каждый вечер понемногу.
— Вы д… должны читать ее оба, — пришел ей на помощь Стрикланд. — Тогда вы сможете обсудить книгу, когда он вернется. — Он улыбнулся, чтобы показать, что пошутил. Компания игнорировала его.
После кофе Браун объявил, что это все, на что он способен по части празднования. Энн тут же встала.
— Да, — поддержала она мужа, — мы лучше пойдем. — Стрикланду показалось, что это было сказано не без колебания и некоторого сожаления.
— Возьмите мою машину, — предложил Гарри. — Я остаюсь в городе.
— Спасибо, Гарри, — ответил Браун. — Мы можем подбросить кого-нибудь?