А вот Замдиректора Центрального рынка Руслан Артурович Хачекян виски любил. И они часто встречались за столом Максима – бывший проспектовец Хачек, и бывший собачевский боец Ботинок. Никто, со стороны наблюдая за этими добродушными и веселыми собутыльниками, не поверил бы, если бы ему сказали, что много лет назад эти люди попортили друг другу много крови…
Коля Шварц работал на железной дороге стропальщиком на ремонтном поезде. Ему платили мало, но бережливый Коля умудрялся и содержать неработающую жену с двумя сынишками, и раз в неделю регулярно выпивать с приятелями в кабаке.
- Надо бы Федьке посылку послать! – говорил он каждый раз после третьей рюмки. – Мы-то здесь, на воле, а Фидель до сих пор «на киче» гниет!
Максиму всегда казалось, что Коля очень стесняется - он единственный после той памятной истории не получил даже условного срока.
- Да я бы послал, что мне, жалко?! – заплетающимся языком говорил на это Максим. – Да вот только куда? Где он сейчас сидит? Я ему в зону в Желтые Воды писал два раза, так он ни на одно письмо не ответил.
- А если к матери зайти? – говорил Коля. – Она-то наверняка знает, где он и как?!
- Во, это дело! – говорил Максим, а Длинный, если в это время был за столиком, а не развлекался с очередной девицей, согласно цокал языком. – Только я человек о-очень занятой! Ты, Колюня, сходи-ка к ней, да все узнай. Как узнаешь адрес – только свисни, мы с Длинным посылочку мигом сварганим!
Коля соглашался, но к матери Фиделя зайти забывал, а может быть – стеснялся, поэтому посылка старому другу так никогда и не была отправлена.
Максим пил много и всегда сидел в кабаке до одиннадцати вечера – до закрытия. Со стола Наташки исчезли грозди бананов, а «заначка» в доме Вики, куда откладывали деньги на квартиру, не пополнялась ни долларом.
Как ни странно, с тех пор, как он начал пить, скандалы закончились. Он всегда приходил ночевать домой, но всегда был в таком состоянии, что говорить с ним о чем-либо было бесполезно.
Утром он просыпался так поздно, как только можно – лишь бы не опоздать на работу. Быстро ел, обменивался с Викой несколькими короткими фразами по мелким бытовым вопросам, и мчался в банк.
По пути он на миг заглядывал к Надежде. В это время бывшей жены и дочери уже не было дома - Надя устроила девочку в детский садик, и отводила ее туда очень рано. Максима встречала бывшая теща, не слова ни говоря, брала у него деньги.
Вот и все семейные отношения. По сути, Максим жил только на работе, и в кабаке. Просиживая в киоске до вечера, Максим ловил себя на мысли, что хочет быстрее попасть в кабак – там, где от него ни кто ничего не требовал, где он ни кому не был должным. Туда, где, как ему казалось, не нужно ничего, кроме денег, отдавать.
Только там, в прокуренной темноте зала он обретал короткие минуты мутной алкогольной радости.
В тот холодный январский день Максим тоже отправился после работы в кабак. Было воскресенье, а завтра, в понедельник, из банка должна была прийти комиссия, чтобы проверить работу киоск, поэтому Максим, забрал с собой все оборотные «левые» деньги. Подходя к кабаку, он подумал, что с такой огромной суммой лучше было бы отправиться домой, но он уже отвык бывать дома! Максим представил себе, что ему придется общаться с женой и тещей несколько часов, и ужаснулся – нет, это слишком для него!
Махнув рукой на осторожность, он переступил порог кабака.
В этот день Вовка Ботинок отмечал свой день рождения, и Максим вышел из кабака в половине двенадцатого, изрядно накачанный «Абсолютом». Сегодня он перебрал – это было очевидно. Земля качалась под ногами, будто она была не мерзлой январской землей, а штормящим северным морем. Максим уже добрался до первых улиц Собачевки, но в какой-то момент земля качнулась особенно сильно, и он, не удержавшись, упал. Попытался встать, но не смог. Внезапно он понял, что очень устал. Тогда он решил, что если полежать с минутку и набраться сил, особенного вреда не будет…
Он проснулся около двух часов ночи. Было жутко, нестерпимо холодно, его бил озноб, но в мозгах немного прояснилось.
- Надо встать, - сказал себе Максим. – Иначе – все, капут, замерзну насмерть!
У него не сразу получилось подняться – алкоголь и холод вытянули из него силы, и Максим чувствовал себя так, будто только что пробежал марафон. Несколько раз он падал, дважды умудрившись пребольно удариться о землю носом.
- Напухнет завтра, - пробормотал Максим, ни к кому не обращаясь. – Завтра на работе буду красавцем.
Наконец он встал, постоял, покачиваясь, на ватных ногах. Сделал шаг, второй.
- Иду! – сказал радостно. – Таки сегодня не помру!
Внезапно ему пришло в голову, что чего-то не хватает. Он вяло и медленно развернулся, тупо уставился на то место, где только что лежал. Снег помят, а вот капли крови из разбитого носа…
Внезапно он ойкнул – страшная мысль сформировалась-таки в сонном, одурманенном выпивкой мозге.
Максим протрезвел в один миг.
Барсетки – удобной маленькой кожаной сумочки, в которой лежали пять тысяч долларов, принадлежавших Виктору Пелепцу, не было.
6.
- Боюсь, что ничем не смогу помочь тебе, Макс, - сказал старший лейтенант Иван Танич, когда бледный, в раз постаревший Максим явился к нему в восемь утра и рассказал, что случилось с ним ночью. - Ты же сам работал в конторе, - под «конторой» Иван подразумевал милицию, - и сам все понимаешь. Ты ведь шел один?
- Один, - упавшим голосом подтвердил Максим и зачем-то потрогал опухший нос.
- Значит, никого из твоих собутыльников мы подозревать не можем, так?
- Так.
- Вывод – барсетку украл случайный прохожий – так?
- Так.
- Или подросток, или старик, или мужчина, или женщина, или даже сорока в зубах унесла – ты ведь ничего не видел, так?
- Так, - Максим совсем опустил голову.
- Ну, и как прикажешь мне искать вора? – Иван развел руками.
- Я не знаю, - голос Максима сорвался. – Но быть может можно что-то сделать? Ведь такие «бабки». Такие «бабки»! И чужие притом…
Некоторое время приятели молчали.
- Давай так, - предложил, наконец, Иван. – Заявление у тебя я принимать не буду – а то узнают в банке и попрут тебя с киоска – это как пить дать. Хорошо? Теперь дальше – я с пристрастием порасспрашиваю весь наш подозрительный контингент – наркоманов, алкашей и прочую радость, добро? Если взял кто-то из «деловых», я уговорю их вернуть деньги, но ты должен быть готов отдать им часть, так сказать, за доброе отношение – не меньше тысячи, так я думаю.
- Ясное дело – что я, не понимаю?! – воскликнул Максим.
- И уж конечно я попрошу своих агентов следить – не появились ли у кого шальные деньги. Вдруг какой-то доходяга начнет коньяк «Наполеон» бочками покупать и килограммами балыка закусывать? Это будет подозрительно – как ты считаешь?
- Конечно, - вздохнул Максим.
- Но, честно говоря, - сказал Иван, – я не сильно бы на это надеялся. Если у человека, взявшего барсетку есть хоть капля мозгов, он деньги до времени припрячет, и трепаться не будет. Тогда – пиши пропало! Я уж не говорю о том, что деньги мог взять человек обычный, к преступному миру до этого дня отношения не имевший и с милицией ни разу в жизни не столкнувшийся. Тогда он тихонечко купит на эти баксы подержанный «Форд», соседям скажет, что всю жизнь копил, и – привет!
- Как ты думаешь, за сколько дней ты сможешь все разузнать? – тусклым голосом спросил Максим.
Иван пожал плечами.
- Дней за пять, - ответил он. – Ну – за неделю. Если через неделю деньги не «засветятся» – мы их никогда не найдем. Извини, Макс, я сделаю что могу, но не надую же я их тебе из воздуха, в конце концов!
Обещанная Иваном неделя прошла как в бреду. Максим ходил на работу, после – сразу же домой, где, ссылаясь на усталость и головную боль, тут же валился спать. Но он не спал – мысль о том, что денег не найдут, сверлила его голову, как челюсть сверлит зубная боль. Объясняться с Пелей, а потом расплачиваться с ним – о, это было ужасно! Причем ничего, ничего Максим не мог продать, чтобы покрыть этот страшный долг – стоимость родительской глиняной мазанки, да ветхого домика Вики в сумме не покрыли бы и половины.