А-социализация — это, пожалуй, сегодня специальный приём, а не явление. С той женщиной, которая в Италии огорчалась положением дел в школе, мы нашли даже метод, который назвали РМС— ручной менеджмент социализации. Нужно драться – решили мы. Как Мэл Гибсон. Терять-то уже нечего. Что удивительно, я увидел блеск в её глазах – значит, не всё потеряно. Можно ведь находить русскоязычных, встречаться, играть в Монополию, Лото или Мафию — неважно; просто общаться, минимизировав до предела время нахождения ребенка в «зоопарке» под названием «школа». В Италии, кстати, тоже ограничения стоят на частные уроки как на способ получить аттестат; диплом, как оказывается, это тот же ковидный сертификат. Без него «шлагбаум» закрыт.
– Какой смысл? – говорю я, – ну, получишь ты через пару лет «обученную собачку» с пакетом данных из учебной программы, но без духа, без дерзости, без интуиции. И толку? Когда-нибудь эта «собачка» тебе просто скажет: «Пошла в жопу», и у тебя руки опустятся. Ибо сделать уже ничего не сможешь.
– Почему не смогу? – спрашивает она, а я вспоминаю вопрос Сергея: «Его ещё можно спасти?».
– Потому, – отвечаю, – что система воспитания — это не методы передачи данных и навыков, а развитие в человеке способности брать на себя ответственность. Математика, биология, химия — это не самоцель. Это повод. В нём (в поводе) ребёнок сонастраивается со своей ответственностью. Это главное, а не сами знания. А что сейчас? – продолжаю я свой спич, – ЕГЭ? Ответственность не рождается в среде, не предоставляющей тебе выбора. В такой среде рождается раб. Почему в 16 уже поздно? Потому же, почему поздно перевоспитывать Маугли, выросшего в семье волков.
Постскриптум.
Если входя в школу и оставляя там ребёнка на полдня, вы не увидели табличку «Зоопарк для детей», не думайте, что вывеска с номером на здании — это указатель к знаниям.
…Две коровы идут с водопоя. Одна другой говорит:
– Знаешь, такое ощущение, будто нас на убой готовят. Кормят всё время, на травку выводят… Подозрительно как-то.
– Как ты достала уже со своей конспирологией...
Этот старый анекдот я написал, чтобы предложить абсолютно трезвое понимание всех этих явлений с заговорами и мировым правительством. На этой грешной планете всё, так или иначе, делается руками человека, и, так или иначе, человек зло своё всегда стремится творить скрыто, тайно. Даже на работе мы это делаем в отношении своих коллег. Суть-то одна и та же, и различия лишь в громкости преступления. А один человек был отстрелен или тысячи — уже неважно. Вопрос количества здесь неуместен.
Гитлер или Сталин — это всего лишь отблеск вселенской программы, которая зачем-то сегодня востребована. Вот в чём суть конспирологии. Вселенная нам неведома, и мы полагаем, что она что-то скрывает. Уж как ещё более открыто можно сообщить всем: «Что же ты творишь, человек?!»
Поступок
Сколько раз замечал, что истинный поступок (за который нам, обычно, отваливают по полной) каким-то непостижимым образом граничит с некой странной способностью. Поступок — это, конечно (и всегда), «наступить себе на хвост». Да, поступок — это найти в себе мужество. Люди без этой способности какие-то ущербные, что ли.
Самое удивительное, что мы о них чаще всего ничего не знаем, и поэтому со стороны кажется, что это не человек, а бог, случайно проснувшийся в теле. Он сам не знает, что он бог. У каждого бывают такие моменты: ты сидишь и размышляешь о том, что было не просто воспоминанием — там был бог.
Джорджа я уже разуверился найти, но его тень никогда не покидала меня. Даже, когда я его ещё не знал.
Дело было летом. Мы тогда жили в формате одесского дворика: большая коммуналка, только на земле. Понятное дело, соседние дворы жили так же. Так что вся улица была как одна страна, но каждый город был особенным, своим.
Вот в таком дворе и случилось одно происшествие. Мой отец работал в то время судебным исполнителем. Суть и характер человека по профессии вряд ли определишь. Но если одним словом, отец был очень несчастлив. С его-то умом и смекалкой застрять на такой работе — смахивало на ссыльную каторгу. Только не в географическом значении, а в духовном. И тем не менее, к отцу все ходили за советом.
– Саша, что мне делать, – заходила какая-то соседка; у неё только что сына забрала милиция. – Пришёл, гад, вусмерть пьяный и Нэлку побил.
И папа что-то говорил ей тихо, будто специально, скрывая от меня, и соседка улетала из комнаты как пуля. «Что он ей сказал?» – думал я, а спрашивать не решался. Знал, что получу щелбан.