Я задумался и отвёл свой взгляд от него, рассматривая песчинки рядом с шезлонгом.
–Теперь, если кто-то начнёт действовать против Вашего решения, против Вашей функции — это, по сути, и будет вредом.
Боковым зрением я видел, как он повернул голову ко мне, но руки так и оставались за головой.
– Вред — это противодействие! Противодействие чужому намерению — чужой функции. И когда кто-то без Вашего согласия противодействует Вашему решению (Вашей цели) — это и есть вред. Ваш ребёнок подрос и собирается поступать в театральный, а Вы настаиваете на том, чтобы он поступал в медицинский. Вы говорите ему: «Я не дам тебе денег на поступление, если ты пойдешь в артисты». Понимаете?
– Но он может наплевать на моё противодействие. Так поступали многие.
– Это не исключает того факта, что Вы наносили ему вред. У вас не получилось, но вред — это не материальный результат вроде сломанного телефона или носа. Вред — это помысел, и только потом он может проявиться на материальном уровне, но… – он приподнялся с шезлонга, как бы стараясь усилить то, что хотел сказать, – этот вред будет уже направлен на Вас. Вы будете его ощущать на себе. В своей семье, работе, жизни.
– Иными словами, если я противодействую чьему-либо помыслу, я делаю вред, и это мне аукнется?
– Именно.
Он повернулся к своему столику, взял термос и отпил из него. Потом посмотрел на меня.
– Я обещал Вам одну историю, да? Однажды, ещё мальчиком, мне поставили диагноз, после которого я уже никогда не смог бегать. Я думал, что боль, которую я испытывал в больнице, когда мне разворотили всю тазобедренную кость – это ад. Но ад наступил позже, когда я понял, что хромота лишила меня детства и будущего. Специально ли от меня отвернулись все в классе, или это было логичным последствием моего унылого настроения, с которым дети не любят иметь дело, не знаю, но моя жизнь превратилась в ад — одиночество. Я часто сидел на подоконнике во время переменки и смотрел, как дети играют в футбол, бегают и просто веселятся. То одиночество, которое было рядом со мной, обитало всегда среди толпы — когда ты про себя умоляешь их побыть с тобой, а они не слышат. Это и была моя психическая травма, которая породила страшного фантома. Понимаете, я почти тридцать лет находился один на один со своей болью и без какой-либо поддержки.
Он уже сидел на шезлонге, развернувшись лицом ко мне:
– «Я должен быть сильнее всего этого!» – успокаивал я себя, не получая от окружающих той поддержки, без которой человек вообще не может жить. И я породил этого фантома. Стал ненавидеть всех, кто не мог владеть собой, презирать их. А когда кто-то становился моим товарищем и проявлял слабость, я сначала переживал, что он слабак, пытался сделать его сильным, а потом бросал его, как бросают предателей. Ему, наверняка, нужна была помощь, как и мне тогда в детстве, но я уже «похоронил» друга. Это фантом, которого я породил, чтобы не умереть от одиночества, сожрал меня. А ещё чуть позже я уже ненавидел всех. Я начал чувствовать себя особенным, выкинутым на какой-то выдающийся жизненный путь и «великие» жизненные свершения. Прямо таки Мэл Гибсон в его голливудских историях. И что самое удивительное, всё это сопровождалось очень приятным чувством.
– Извините, эта история как-то связана с тем, о чём мы только что говорили? – стараясь его не обидеть, спросил я.
– Вы хотите спросить, к чему это я? К тому, откуда взялось мое психическое нездоровье. Кто мне причинил вред? Врачи? Так они боролись за меня! Тогда кто? Я отвечу. Так устроена эта жизнь: есть тело, а в нём, словно в скафандре, сидит водолаз – душа. И когда по телу наносят удар, душа содрогается и в полуобмороке создаёт фантом. Вначале нашего знакомства я о нём упоминал, помните?
Я кивнул, и тут он сказал то, что, кажется, я зацепил. Едва-едва, но зацепил.
– Это сейчас я понимаю, как душу можно было спасти — осознанием! Но откуда я мог такое знать в свои одиннадцать? Тогда меня могли бы спасти родители, но они сами психически болели не по-детски. Их психическое нездоровье было ещё тем... Про отца вообще молчу, не знаю, как назвать его болезнь.
Он на мгновение остановился, видимо что-то вспоминая.
– Фантом — это психический отпечаток боли, который словно фурункул на теле, прирастает к душе. Душа в чиряках! Представили? Так у души появляются резисторы, на которые она откликается, когда кто-то просто напоминает ей боль, уже пережитую однажды. Никто не хотел со мной играть! Никто! И это не осталось не замеченным моей душой. Их решение «Он нам неинтересен» противостояло решению моей души: «Ребята, вы мне так нужны!» И вот однажды я встретил одного необычного человека. Он провёл меня сквозь тот ад, который покрыл мою душу толстой шкурой чиряков из всех случаев, когда меня отвергали. Долгое время не мог понять, почему я такой чёрствый. А как им не быть, когда твоя душа вся в рубцах боли? Пришлось входить в боль снова и снова. Но к тому моменту я уже знал: я — не боль. Я нечто иное и, тем более, не тело. Появился тот, который мог входить в боль... и любить её. Тот человек предупредил меня: «Ему будет больно». Помню, как спросил тогда: «А мне?» И увидел на его лице удовлетворённость. Он ответил: «Истинному тебе не бывает больно. Ты должен наблюдать за болью. Но вначале будет больно обоим». И спустя некоторое время добавил: «Это и есть любовь. Ты— есть любовь. А боль — её объект».