Он потянулся к своему термосу, а в моей голове эхом отозвались его слова: «Ты есть любовь. Боль — её объект».
– В начале нашего разговора, – продолжал он, – я сказал, что если узнать, что такое вред, становишься богом. Что это значит? Это значит, что люди не знают, как выглядит вред. Если бы они знали это, то автоматом становились бы богами. В смысле, любящими существами, даже когда они дерутся или наказывают. Вред — это намерение лишить другого его функции, права на творение жизни — назначение функций на что угодно. Вы можете делать что заблагорассудится, но если делаете это с намерением лишить другого возможности создавать функцию — Вы наносите вред. И вред этот не сравним ни с каким иным. Это не захват его права дышать или пользоваться вещью, а именно лишение права совершать функцию — свой сценарий жизни. Вред — это помысел, и если бы люди смоги отрегулировать своё сознание на перехват этих помыслов... Представляете?
Я слушал, затаив дыхание.
– Вот где крутизна духа, полёт… А ведь это возможно! Это и есть функция бога. И это возможно, даже находясь в теле. Боги ведь живут в аду, а не в раю. Вы не найдёте в аду дьявола. В аду живут боги – те, что научились вычислять вред.
Он сидел на шезлонге, слегка нагнувшись в мою сторону:
– Но Вы попробуйте это сделать! Все Ваши помыслы — одно сплошное противодействие кому-то. Это противодействие в лучшем случае может лишь случайно припарковаться к чужому намерению, и то только, когда у другого человека есть для Вас что-то взамен. Если взамен дать нечего, Вы начинаете противодействовать — не принимаете чужое стремление. Это и есть вред!
* * * Больше в клубе я его не видел. Визитка у него вряд ли была, а телефон я и не спросил. Только позже едва не подпрыгнул от радости, вспомнив, что решил записать этот разговор на смарт-часы. Приложение продолжало это делать ещё час после его ухода.
Встретил его снова я лишь спустя два года, и больше мы уже не расставались. Ведь у нас не просто появилось много общего, нас объединял один и тот же человек – Джордж.
А клубный пляж и сейчас стоит на месте, да и музыка там не изменилась.
Китай
Звёзды в этих местах видны редко. Говорят, это из-за смога. Но не все считают, что по этой причине не видно звёзд. Разве Циолковского или Леонардо да Винчи занесло бы в Китай? Они без звёзд вряд ли смогли бы жить. Им мало просто дышать. Без звёзд дышать — дело для них бессмысленное!
Это был последний вечер, когда Валентин Каменский и Антон Щепка могли насладиться местной красотой и едой одновременно. Самый дорогой ресторан в Пекине скоро превратится в насмешку над событиями, которые начнутся.
– А что ты там вчера тёр про каннибализм? Да ещё формат какой-то запредельный, – спросил Антон.
Его огромное тело, сопровождаемое голосом с хрипотцой, слега подалось вперёд, а глаза скосились, будто он смотрел на свой нос, на котором расположилась муха. У Антона было косоглазие. Его корпус наклонился не случайно, показывая, что вопрос был не праздным. Антон никак не мог встретить девушку. При его внешности оно и понятно, а вот какое у него было сердце — поди разбери, когда на тебя смотрит такое чудище.
– Это про то, как женщина пожирает своего сексуального партнёра во время секса. Я, как подумаю об этом, аж пот прошибает, – ответил Валентин. Щуплый, невысокий, с острым взглядом и таким же умом, хватающим всё на лету.
– Так вот и пожирает? Она сверху, а он с закрытым глазами и не видит, как она собирается впиться ему в горло? – спросил Антон, прожигая Валентина взглядом, словно циклоп.
Валик был в настроении и не придавал значения теме. Скорее рассматривал её как прелюдию к беззаботному и юморному разговору, когда важны не смыслы, а впечатления.
– Нет, конечно, ответил он. – Каннибализм здесь иного характера. Женщина, столкнувшаяся с таким … эээ... самцом, съедает его… как это правильно сказать? … духовно. Ну, в общем, она не оставляет ему шансов в дальнейшем дышать, потому что он не производит смыслы.