«Небось, бабка с семечками», – подумал я и обратился к водителю:
– Подъедьте ближе.
– Лучше сам подойди, – буркнул водитель, продолжая смотреть на остановку взглядом акулы, ожидающей под лодкой.
Группа товарищей, сосредоточившаяся чуть ниже моего живота, затаилась. Место и правда было странным. Присмотревшись, я увидел деда, торгующего какой-то утварью. «Значит, деньги есть», – услышал я подсказку с «нижнего этажа». Это сейчас я понимаю, что так могли думать только те извилины, которые не живут в голове. Однако, чувство предвкушения победы не оставляло, и я потопал к цели, обогнув дерево, за которым водитель пристроил машину.
Лотка никакого не было. Под навесом автобусной остановки стоял небольшой раскладной столик. За ним сидел дед, возраст которого определить было невозможно. На столе лежало не больше пяти книг и какие-то магнитофонные кассеты. «Странное место для продажи интеллектуальных продуктов», – промелькнуло в голове.
Я уже вытащил купюру, держа её наготове. Подошел и хотел поздороваться. Но дед посмотрел на меня, как бы зная, зачем я здесь, и покачал головой из стороны в сторону, мол, даже не пытайся. В отчаянии я произнёс:
– Хочу эту книгу, – и ткнул пальцем прямо в прямоугольное пространство с рисунками всадников, размахивающих саблями, и надписью «Чапаев».
Я поднял книгу, словно вытащил её главного героя с того света, показывая ему мои проблемы и надеясь на его помощь. Сосед слева (пространство другого поля боя – с танками), лицо которого невозможно было не узнать, скривил ухмылку. Я почувствовал вину перед маршалом Жуковым, посмотрел на хмурый взгляд деда и добавил: «И эту». Понятно, что книг я не хотел, и они мне даром были не нужны. Но мой расчет, что таким образом я смогу разменять деньги, не отпускал и оставлял жизнь надежде.
– Они не продаются, – ответил старик.
Ножки у моей надежды подкосились, и она, обмякнув, упала, словно от удара боксера. Я натолкнулся на недружелюбный взгляд человека, которому будто предложили продать совесть за пару копеек. По его глазам, напоминающим две полоски военного ДОТа, я определил старого фронтовика – из тех, кто, видимо, ложился на амбразуру врага, глазом не моргнув. «Попал», – подумал я и начал смотреть по сторонам, где ещё можно было бы обменять купюру. Не увидев ничего обнадёживающего, спросил:
– «Чапаев» не продаётся?
Дед посмотрел на меня и тут же отвернулся, оставаясь сидеть неподвижно на своём самодельном стульчике из брезента и перекрещенных палок, игнорируя моё присутствие. Его презрение ко мне струилось тихо, но отчётливо, словно ручей в лесу в ранее тихое утро.
– Батя, разменяй, пожалуйста. У меня ситуация, – взмолился я и хотел сказать что-то про увольнение, девушку и дефицит времени, но вместо этого показал купюру, на которой цифры, видимо, показались ему языком индейцев Майя.
– Есть китайская йена и арабская лира, – услышал я тот же недобрый голос.
– Что?
– Могу ещё обменять на югославские динары.
– Батя, у меня рубли.
– А у меня банк, который может поменять твою сотку на любую валюту мира.
– Мне не нужна валюта!
– А мне твои рубли.
Я думал, он шутит, и поддерживал роль:
– Так Вы же правильный банк!
Мои извилины, давно находившиеся где-то внизу, понуро потянулись в голову. Там, откуда они уходили, думать было запрещено, но всё развивалось настолько очевидно не в мою пользу, что даже с этого места перспектива была мрачной. Я посмотрел по сторонам, но уже от безысходности. Вокруг в ряды выстроились одноэтажные домики с заборами, за которыми, обычно, первыми, кто встречал человека, были злые собаки. Темнело. Пробежав взглядом по пустынной улице, я посмотрел на деда жалобным взглядом с немой мольбой о помощи.
– Ты, парень, маску мне свою не строй. Замысел твой мне вполне понятен. Я не ради денег книги продаю. Мне деньги уже мало чем помогут.
– О! – воскликнул я, решив схитрить, – как же Вы хорошо умеете читать людей! Вы, скорее всего, тоже играете… дерзкого, брутального, независимого старика, который вытащил свои книги, чтобы наставить всех отдыхающих на путь истинный? А то загулялись они и трудные времена совсем позабыли.
– Это чего ты так решил?
– Как это чего, – пошёл я в атаку, как обычно, когда терять уже нечего. – Вы бы лучше нашли дом терпимости и там предлагали Жукова и Чапаева. Живёте сами знаете где. Посмотрите, что у вас здесь. Один сплошной Содом! А Вы Чапаева…
Дед зыркнул на меня, и я увидел в щёлках ДОТа мушку пулемёта. Глаза его испепеляли. Пожалев о сказанном и убитой надежде наладить отношения, я едва не расплакался от досады.