Он ошеломлённо смотрел на меня.
– Так это получается, видео этого… Джорджа… – это некий… ну, приём, что ли? Я же потом всё это и делал – входил в боль калеки!
– То, что Вы почувствовали после ухода мальчика – это и есть эффект данного приёма. Но приёмом он стал, когда Вы начали его делать по своей воле. А до этого… Вы думаете, Вуйчич или некто похожий на него, почему счастливы? Они все умудрились войти в свою боль.
– А Вы откуда это знаете? — спросил Михаил с некоторым недоверием, что ли.
– Я как раз этим и занимаюсь, – ответил я и посмотрел ему прямо в глаза, сделав несколько глотков чая. – Обучаю людей, так сказать, «умирать». Как Вы. Там, у тётки в деревне.
– Вы же по бизнесу работаете, – удивился он. – Это ведь не про героиню «Убить Билла». От Вас же все сразу разбегутся! Кто же в бизнесе на такое пойдёт?
– А что не так? Сегодняшний коммерс уже давно перестал выглядеть как дорога в рай. Не так, конечно, жёстко, как у Вас, но ведь началось нечто похожее.
– Что Вы имеете в виду? – спросил он отстранённо, наколол на вилку несколько колец сочного синего лука, добавил кусочек ещё горячего мяса и запустил содержимое в рот. Затем сделал пару глотков томатного сока, так ни разу и не взглянув на меня, словно этот вопрос его не интересовал. Я знал, что это не так. Просто люди, которые пережили катастрофу, часто так себя ведут. Не специально, конечно, а подсознательно пытаясь дистанцироваться.
Я дождался всё же, когда он покончит со своим лакомством, и сказал:
– Война уже идёт. И дело даже не в том, что люди гибнут от этого странного вируса, повадки которого сильно напоминают снаряд или пулю на войне — не знаешь, откуда прилетит, и от этого в сознании появляется пунктик: ощущение постоянной угрозы. Опасная непредсказуемость — вот что отличает новое время от старого. Когда Вы наступаете коту на хвост, а он в ответ мило улыбается, Вы можете весьма удивиться, но не начнёте ощущать замешательство, как в случае с опасной непредсказуемостью. Время сейчас такое: всё рушится, а увидеть в этом положительное, сами понимаете… В седле удержаться не все могут. Одно дело наблюдать, как все растёт, другое – как всё увядает. Осень ведь только поэты любят.
– То есть Вы, в основном, с поэтами работаете? – улыбнулся он, снова взявшись за управление содержимым в тарелке.
Я тоже улыбнулся. «Жизнь-то стоящая начинается не с момента, когда ты подсчитываешь прибыль, а когда её теряешь — с боли, – хотел я сказать, но промолчал. – Или ты «взрослый мальчик», играющий в войнушку... Сегодня всё уже по-другому. Сегодня нужно, как у самураев — уметь умирать до боя, ибо иначе выигрывать невозможно. Но искусство это, как видите, сложное для понимания. На презентации его не опишешь». Только говорить это всё Михаилу не было смысла. Он сам был этим смыслом.
Мы еще немного посидели, разобрав вопрос по бизнесу, с которым он пришёл, и я напросился к нему в гости — к его тётке. Хотелось пацана того увидеть.
– Так зачем к тётке? Они здесь, со мной. Мы тут недалеко, под Киевом. Лес, дом — всё, как там... И лисички собираем. Сенька у меня спец по ним.
– Это тот паренёк? – я замер.
– Ну, да. Уже взрослый совсем. Они с сестричкой так и орудуют вместе. Держат удар по хозяйству.
– Так Вы их усыновили? – не выходил я из замешательства.
– Ещё нужно понять, кто кого, – улыбнулся Михаил. – Даже не понимаю, как жил бы без них!
Он рассказал, что живет с ребятами, и я понял, что женщины у него нет. Хочет тётку к себе забрать, но та упирается и ни в какую…
Мы уже попрощались, и я встал из-за стола, как он вдруг сказал:
— А Вам не кажется, что весь консалтинг сейчас похож на тренера по фехтованию, который пришёл обучать гладиатора, стоящего в шеренге перед самым боем?
Я улыбнулся, поднял руку в знак прощания и пошёл к выходу. Пока шёл, подумал: «В какой необычный период мы живём! Необъявленная, но идущая полным ходом война, постоянное ощущение опасности, обрушение привычного уклада. Для кого-то это шанс «удержаться в седле», пройти сквозь шторм и, вынырнув с другой стороны, стать ещё сильнее. А для кого-то – полное фиаско. И всё же, это замечательное время! Просто переход к новому качеству никогда не проходит без боли».
Пройти перевал
Чисто технически, ад никогда не выглядит замысловато. Ад — это не событие: не предательство, не болезнь, не дефолт, не увольнение. Ад — это то, что ты испытываешь. Это мост, который соединяет две стороны: с одной находится «Я», а с другой — событие. Мост между ними — состояние. «Я» и событие без моста существовали бы порознь.