1. Дак
То, что смерть страшна только как идея, я понимал давно. Вне идеи её, собственно, нет. Суть удивительно простая, и если ты её понял — освобождение приходит тотчас. Но до этого момента мы все в её плену. Причём, этот плен — главная тюрьма человека.
– Когда это осознаёшь, всё вдруг меняется, – сказал я в ответ на его рассказ о том, как мысли его достали.
– Ну, да. Политика требует вдохновения и творчества, а тут такое…
По странной случайности его звали Дак. «Хорошо, не Блэк», – подумал я и проговорил про себя: «Знакомьтесь, мистер Dark».
Даку было 43 года. Жизнь его – сама презентация успеха. Крупный бизнес, влюбленные избиратели и сотрудники, победа за победой, красавица жена, любимая дочь, и всё это вдруг, словно хрупкий бокал, упавший на острый край железной салфетницы, разбилось, столкнувшись всего лишь с мыслью о смерти. Да, был триггер: болезнь и уход матери. Просто так мысль не бьёт по сознанию с силой атомного взрыва. Но разве это важно, когда она однажды заполняет твоё пространство, и словно скунс своим неприятным запахом уничтожает прекрасное, на которое ты только что, любуясь, смотрел. И вдруг вся жизнь превращается в один неприятный фон. Как сказал Сергей, у него даже запах есть.
– Вы завязали с этим? – спрашивал я какого-нибудь политического лидера, умышленно применяя воровской жаргон, поскольку механика выхода из этой тусовки обычно одна и та же: с летальным исходом.
Для политикума слово «летальный» имеет образное значение, но для меня отстрел духа — более опасное явление, чем убийство. С убийством всё понятно: нет человека, да и нет. А с отстрелом духовной части всё не так. Мы видим обычное тело в хорошем костюме, на лице улыбка, это тело дышит, работает, ходит в церковь, воспитывает детей — всё нормально. Кто может увидеть в нём, как я называю этих особей, отстреленного?
Дак профессию политика не бросил. Но я был обязан ему, потому что однажды, в те времена, когда я ещё занимался адвокатской практикой, и мне только стукнуло тридцать лет, он здорово выручил меня. Тогда на кону стояла моя репутация, потерять которую иногда бывает страшнее, чем жизнь. Меня обвинили в воровстве.
Сложность ситуации состояла даже не в том, что я взял эти грязные деньги за весьма деликатную услугу, а в том, что партнёр, с которым я работал, играл в свою игру. В общем, это был классический развод, хотя меня это никак не оправдывало на том простом основании, что мотив мой заключался не в помощи человеку, а в алчном желании заработать на этом проекте. А за такие проказы бумеранг прилетает всегда.
Я только не знал, что в моём случае время возврата «бумеранга» измерялось уже не десятилетиями и не годами. Это я понял, когда оставил своё полу-юридическое амплуа — такой себе мягкий, можно сказать, безболезненный выход из огромной «задницы». И в этом мне помог Дак. Он занимал тогда важный пост и поверил мне, как говорят дельцы, тупо — без доводов. Но скорее всего, это была работа моих ангелов. Иначе объяснить такой плавный исход из этой мясорубки я не мог.
И вот сейчас он рядом со мной, рассказывает свою проблему.
– Я сначала не поверил, что ты заделался психологом. Но Семён подтвердил, правда, заметил, что это не совсем психология. Но мне какое дело! Ведь я особо-то и обратиться не могу ни к кому… сам понимаешь.
Я понимал это хорошо и не стал рассусоливать:
– В общих чертах мне примерно ясно. Но подкиньте-ка ещё пару мыслей, а лучше нарисуйте какую-то историю, чтобы у меня в голове картинка возникла.
– Как это сделать?
– Вот те раз. А как Вы управляете своей империей, не понимая этого?
– Не понял?
– Люди хорошо исполняют решения, когда у них в сознании вырисовывается образ действия и конечного результата, – я посмотрел на него и добавил, – но сделать это возможно, лишь вставив им в голову место возникновения нужного события и его время. Понимаете? Место и время.
Дак не понимал, что так я делал разминку. Мне нужно было раскачать его сознание.
– Типа реальной истории?
– Именно. В любой реальной, то есть, фактически существующей истории, всегда есть не просто событие, но его место и время.
И Дак рассказал о своих утренних дохлых поллюциях. Это он так называл страх, с которым просыпался.
– Почему дохлые? – спросил я.
– Потому что, какие настоящие у мужчин — сам знаешь. Вместо утренней эрекции на меня наезжает вялотекущий пипец. Ну, то есть, это не паника, а что-то тухло-кислое, ноющее в груди. И вот я как-то прочитал твой пост… – Дак поднял брови и покрутил головой по сторонам, показывая, что этот пост его сильно зацепил, – и понял, что все эти состояния мои от страха смерти. Понимаешь? Никто не болеет, никто не стреляет, бизнес не рухнул, угроз нет. А я…