– Ой, вспомнила… Тибет! В Тибете он был всё это время. Изменился сильно, конечно. Какое-то спокойствие стало от него исходить. Просто не узнать – как подменили человека. Глаза ясные, тёплые, а спокойствие это будто передавалось нам с Олесей. Ну, я и смирилась постепенно, что он один. Пусть будет так, думаю. Что тут поделаешь?
Дверь скрипнула, и я увидел Михаила. В проёме стоял огромный мужчина. Крепкий такой, слегка небритый, в шапке ушанке и бушлате. Будто зашёл спецназовец и, запыхавшись, сообщил, что помощь пришла. Он направился ко мне, протянул руку и сказал:
– Михаил. Не поможете подтолкнуть машину? А то она сама не хочет.
От него и правда шло какое-то особенное тепло и то самое спокойствие, о котором говорила его мать.
Мы довольно долго провозились, но мне нравилась эта снежная суета. Когда зашли в дом, на столе стоял чугунный казанок, источая запах жаркого.
– Вам, наверное, лучше остаться на ночь, – сказал Михаил, разливая наливку в рюмки. Да и разговор, я так понимаю, будет не коротким. Олеся о Вас хорошо отзывалась, хотя не любит психологов.
– А сама тянется к этому делу, – сказал я и отпил немного тёмно-красной жидкости.
– В мать пошла. С таким же нравом. Я первый год, как её не стало, был сам не свой. Странное чувство. Счастье от дочурки переполняло и оно же — разрушало. Я начал бояться, что с ней что-то случится. А потом встретил одного человека. Непривычное такое имя у него — Джордж. Оказалось, это фамилия, а по имени его никто не звал никогда. Да уж, Александр Джордж!
Михаил посмотрел в окно. Белые крупные снежинки на тёмном полотне застилали видимость. Сгущалась ночь.
– В общем, после него я и уехал в Тибет.
– Он дал какие-то техники? – поинтересовался я, зная, что Джордж просто так с людьми не встречается.
– Да нет. Он недолго гостил у меня. Тут недалеко было какое-то мероприятие, и кто-то ему сказал про меня. Ну, он и остался переночевать. Мы разговорились, и я поведал ему свою историю. Утром, когда он уходил, помню, только спросил: «Ты с этим страхом сколько собираешься прожить»? Я тогда посмотрел на него и вдруг как понял всё. Ясно так стало. Через месяц и уехал. В Тибет. Год там пробыл.
– И что в Тибете? Книга мёртвых? – я пытался поддержать разговор.
– Почти, – улыбнулся он, видимо радуясь, что беседует со «своим», – дочь убивал. – Его лицо стало серьезным. – Да, да. Не смотрите так. Страх потерять дочь — ведь это мой фантом.
Он глядел на меня своим невозмутимым добрым взглядом, а у меня мурашки по спине бегали.
– И как? Получилось?
– Поначалу, думал, сработало. Только чуть позже увидел: никуда страх не делся. Но он перестал меня стопорить – вот что удивительно. Я будто управлять им начал, что ли. Правда, был один случай, когда я думал, что не выдержу.
– Что за случай? – с нетерпением спросил я.
– Дочь в пургу собралась ехать. Как мать её тогда. Прям всё один в один! Думал, не справлюсь. Когда она сообщила о своём решении, у меня в груди будто угли раскалённые вспыхнули.
– Вообще-то, было бы вполне резонно её не пустить, – сказал я, не вполне осознавая, зачем он это сделал.
– Я хотел, чтобы она вернулась, – сказал он и вытащил трубку из кисетницы.
– Не совсем понимаю.
– Жизнь наших близких не продлить уговорами и указаниями что им делать или не делать. Помоги себе, и тысячи вокруг спасутся. Кажется, так сказал один старец.
Михаил набивал трубку табаком, замолчав на какое-то время.
– Это наш страх создаёт смерть. А сама она… внутри нас. Когда мы упрашиваем кого-то или умоляем его что-то не делать (или делать), мы создаём это. Я тогда… в тот день… получил то, чего боялся. Все получают ровно то, чего боятся. Не замечали?
Он посмотрел на меня и прикусил мундштук трубки привычным движением.
– Вот так вот, – подытожил он, неспешно поджигая табак в сопле. Потом, раскуривая, добавил: – Поработайте с ней вашими методами. Она Вам доверяет.
Я часто вспоминаю этот случай. Особенно сейчас, когда вижу, как две группы людей сцепились между собой и остервенело пытаются «причинить друг другу добро». И вот думаю: сколько же нужно иметь сил или чёрт знает чего, чтобы заведомо зная, что твоя дочь направляется в опасность, позволить ей сделать свой выбор. Это вообще что? Он что, бог какой-то?!
Утром я выехал домой. По дороге думал: «Как же трудно быть богом! Вряд ли такое под силу каждому. Но если и возможно, то только одним способом: пройти перевал».