— А ты не пробовала поговорить с Галантом? — спросила я ее.
— Стоит мне заговорить с ним, как он велит помалкивать. С ним трудно иметь дело, особенно после смерти Давида. Мама Роза, я не знаю, как мне жить дальше. Я никому не нужна.
Ну что ж, придется, видно, мне самой пойти и все разузнать, наконец решила я. Ведь уже настала пора уборки урожая, пшеница падала под серпами жнецов, и вскоре придет рождество, а там и Новый год. Нужно все разузнать, пока не станет слишком поздно. Ведь я уже чувствовала первые толчки грядущих событий, подобные первым порывам ветра.
Я отправилась на фермерский двор. День выдался тяжелый, с самого утра цикады пронзительно звенели в редкой листве деревьев, от их звона раскалывалась голова. Ветер утих, в воздухе ни дуновения. Весь мир побелел от зноя. Темно-желтые пшеничные поля, на них фигурки жнецов: взмах серпом — и шаг вперед, еще взмах — и еще шаг вперед. Там были Галант, Онтонг, Ахилл, молодые Тейс и Рой, сезонные работники Валентин и Флак, люди старика Дальре — управляющий Кэмпфер и здоровенный малый Долли — и еще кое-кто с фермы старого Пита. Пшеница у него созрела в тот год позже, а потому жатва началась в Хауд-ден-Беке, лишь потом жнецы пойдут дальше, постепенно огибая горы. Облака белым тюком белья разбухали над горным хребтом, и никто не мог сказать, когда они наполнятся черным громом, угрожая пшеничным полям.
Николас работал во дворе, устилая тростником крышу амбара. Памела и Лидия помогали ему. Я догадалась, что Бет, должно быть, на кухне.
Хозяйка вышла из прохладной комнаты, услыхав, как я разговариваю с Бет. Из-за ее юбок выглядывала младшая дочка, две старшие девочки играли на каменной лестнице, ведущей на чердак.
— А, это ты, Роза. Ну, что тебе нужно?
— Я пришла узнать, все ли в порядке, хозяйка.
Я бросила взгляд на Бет, та поняла и вышла во двор.
— А с чего ты решила, будто что-то не в порядке?
— Столько всего наслушаешься от людей, хозяйка.
— Вот как?
— Может, дадите немного нюхательного табака, хозяйка?
Моя просьба, казалось, раздосадовала ее, но она все же достала табак с полки в углу и отсыпала мне его в коробку. Беда с этой хозяйкой, чуть что — и взбесится.
— Ну, так про что ты хотела узнать?
Я выглянула в дверь и вдруг увидела в слепящей белизне вдали столб песчаной пыли, который, кружась, двигался по фургонной дороге в сторону двора. Ничего особенного для этого времени года, тем более в такое засушливое лето, и все же я поневоле содрогнулась от ужаса. То был Гаунаб, Черный дьявол, принявший облик смерча. Имя такому смерчу сарес, говорила когда-то мне мать, и он предвещает беду. Я видела, как он приближается к нам, кружа в воздухе пыль, веточки, сухие листья. Мне уже случалось видеть, как такой смерч подбрасывает дохлых лягушек и прочие дьявольские отродья. Я оцепенела, увидев, что он движется прямо к дому.
— Скорее дайте воду, хозяйка! — закричала я.
А поскольку она не двигалась с места и ничего не собиралась делать, я просто оттолкнула ее с дороги, схватила кадку с водой, стоявшую возле плиты, и с трудом, спотыкаясь и расплескивая воду, потащила кадку к воротам. Там я выплеснула воду, чтобы преградить путь саресу. Смерч от неожиданности приостановился, отпрянул в сторону и замер. Меня все еще пошатывало от пережитого страха, пока я брела обратно к дому, неся пустую кадку. Девочки, замерев, молча глядели на меня с лестницы. Когда я вошла в кухню, они мигом проскользнули за мной следом.
— Что это на тебя нашло, Роза? — обрушилась на меня хозяйка.
— Сами не ведаете, что говорите, хозяйка, — сердито ответила я.
— Что за глупости ты творишь? Бет только что наполнила кадку водой.
— Смерч предвещает беду, хозяйка. Если бы я его не остановила, на ферму пришла бы смерть. Разве вы сами этого не знаете?
— Опять ты плетешь свои безбожные небылицы, — раздраженно сказала она. — Сколько тебе говорить, чтобы ты не смела пугать детей своими языческими глупостями! Я не желаю слышать этого, понимаешь, не желаю!
— Это не небылицы, хозяйка, — возразила я. — Это правда. Я знаю это с детства.
— Господь покарает тебя за твои грехи, Роза.
Я вздохнула.
— Хозяйка…
— Все, хватит, у меня еще полно штопки, — сказала она, отворачиваясь.
Я подняла было руку, чтобы удержать хозяйку, но потом передумала. Что толку расспрашивать ее, раз она в таком дурном настроении? С тяжелым сердцем я вышла из дому и прошла к амбару, где Николас все еще возился с тростником. Может быть, хоть к нему мне удастся подступиться.
— Добрый день, мама Роза.