— А что мне вам подсказывать? Вы сами должны решить, чего вы хотите.
— Уже много лет они дурачили нас, — говорю я после долгого молчания. — Но никогда не говорили так определенно. Они сказали, что приедут люди из Кейпа и освободят нас. Но люди эти так и не появились, а Новый год уже прошел.
— Ну, так и что же теперь? — осторожно спрашивает Тейс.
— Кэмпфер прав, — говорю я. — Что толку попусту болтать о свободе, если ты не готов, не осмеливаешься сам взять ее в должный час? А разговорами этого не добьешься.
— А как добьешься? — робко спрашивает Рой.
Я оглядываюсь по сторонам. Потом беру вилы и наношу ими удар в воздух.
— Поосторожнее, Галант, — предупреждает Ахилл. — А если тебя увидит хозяин?
— Пусть увидит! — кричу я. — Что, боитесь? Хотите оставаться рабами?
— Разговоры о свободе — это одно, — отвечает старый Платипас. — А убийство — совсем другое.
— Я не желаю проливать ничью кровь, — говорит Онтонг.
Я медленно иду к нему по гумну, топча ногами зерна. Слегка прижимаю зубья вил к его голой груди.
— Мы здесь все заодно, — спокойно говорю я. — Мы все говорим одинаково. — Что-то внутри давит меня, толкается и рвется наружу, и, начав говорить, я уже не могу остановиться. — Долгие годы мы все сносили молча. Дурную пищу. Грубости. Порку. Холод. Жару. Голод. Он брал наших женщин, если ему этого хотелось, и делал им белых детей. Он убил моего ребенка. А я терпел. Мы все терпели. Но есть одно, чего терпеть нельзя, а если ты смиришься даже с этим, то ты не вправе называть себя человеком. — У меня какое-то странное ощущение, словно я слышу свои собственные слова откуда-то издалека. — Речь идет о свободе, которую нам пообещали, но не дали. Многое можно выносить очень долго. Но в конце концов ты встаешь на дыбы, как конь, и отказываешься терпеть дальше. И когда этот миг наступает, ты говоришь: «Теперь я беру свою жизнь в собственные руки». Иначе ты пес, червяк или змея, но не человек.
— Ты попался на удочку этому хитрецу, — говорит старый Ахилл. — Он забил тебе голову глупостями. Разве ты не видишь, что он — белый?
— Никто мне не забивал голову, — отвечаю я. — То, что я говорю, родилось во мне самом. Он только помог вырваться наружу тому, что давно копилось внутри меня. Все это уже давно было во мне, но я думал, что еще не время. А теперь я знаю: пришла пора выпустить все это наружу. Ведь Новый год уже миновал.
— Я буду с тобой! — говорит Долли, вставая рядом, мускулы играют на его потных плечах, руках и груди, серых от пыли и мякины.
С поднятыми вилами я перехожу от одного человека к другому.
— Ты со мной или против меня? — спрашиваю я.
И когда зубья вил касаются их тел, они все отвечают:
— С тобой, Галант.
— И что нам теперь делать? — говорит Ахилл после того, как я по очереди переговорил с каждым. Лицо его посерело от страха.
— Мы должны разозлить этого человека, — заявляет Кэмпфер. — Вывести его из себя. Его не трудно взбесить, такой уж он по натуре. Прямо сегодня, на гумне. Тогда у нас будет повод взбунтоваться.
— Прямо здесь? Сегодня? — спрашивает Ахилл, поперхнувшись.
— Ты наверняка сможешь это сделать, — говорит мне Кэмпфер.
— Да, я это сделаю.
Но при этом невольно думаю: вот так оно было всегда. Когда мы шли воровать яйца из птичьих гнезд, именно я должен был первым совать туда руку, чтобы проверить, нет ли змеи. Это я первым проверял, выдержит ли нас ивовый сук. Это я укрощал лошадей и шел впереди всех на охоте — и только потом они шли за мной следом по пути, который прокладывал я.
Мы усаживаемся на корточках в тени. Одни закуривают трубки, другие жуют табак. Старый Платипас берет очередную понюшку. Лошади разбредаются в разные стороны и направляются к пшеничным полям. Рой встает, чтобы привести их обратно, но я останавливаю его:
— Пусть себе идут, куда хотят. Мы не сдвинемся с места.
Когда приходит время завтрака, мы молча смотрим, как Бет спускается вниз с едой, а с ней Памела, которая несет бутыль вина.
— Чего это вы тут прохлаждаетесь? — удивленно и настороженно спрашивает Бет.
— Хочется сидеть — вот и сидим, — отвечаю я.
— Если бы тебя слышал баас…
— Вот этого я и хочу, пусть слышит.
Я встаю, остальные еще сидят, но я вижу, что они внимательно следят за мной. Я беру у нее котел, ставлю его на гладкую землю и снимаю с него крышку. Нарочито спокойно опрокидываю котел ногой и гляжу, как растекается густое варево.
— Да что это ты! — в ужасе кричит Бет.
Все остальные по-прежнему наблюдают за мной, напряженные, будто туго скрученные ремни.