— Почему?
— После того, как у меня появился ребенок, — прошептала я, — были дни, когда я просто не могла этого больше выдержать.
В темноте признаваться было легче, но все равно нелегко.
Его рука нежно ласкала меня. Я закрыла глаза и прижалась головой к его плечу.
— И когда отец хозяйки приехал к нам в гости, — сказала я, — я попросила его забрать меня обратно. Он ведь просто дал меня ей взаймы.
— А что ты ему сказала? — Я чувствовала его дыхание у себя на лице.
— Сказала, что здесь со мной обходятся нехорошо и что я хочу обратно к нему.
— А он что ответил?
— Он говорил как по Библии. «Ты же крещеная, Памела, — сказал он. — Почему же в тебе так мало веры? Разве ты не знаешь, что мы будем вознаграждены на небесах? В этом мире нам дано только терпеть. Господь служит нам примером».
— Почему же ты не рассказала ему про Николаса?
— Потому что не из-за него я хотела обратно.
Я едва решилась произнести эти слова, но темнота помогла мне.
— А из-за кого же?
— Из-за тебя.
— Ты хотела уйти от меня? Разве я плохо с тобой обращался?
— Нет. Дело не в этом. Просто я приношу тебе одно только горе.
Он ничего на это не ответил. Я подумала, что он молчит от злости, и ожидала, что он оттолкнет меня, но он не шевельнулся. Наконец он сказал:
— А все из-за того, что мы пока еще на этом берегу, Памела. Мы не умеем видеть как надо, потому что у нас глаза рабов. Но как только мы окажемся на другом берегу, мы во всем разберемся. Солнце поднимется. И тогда я скажу тебе, кто я такой. И тогда мы впервые по-настоящему узнаем друг друга.
— Не понимаю я, что ты такое говоришь про берега. Ты сейчас рассуждаешь, прямо как старый баас Ян.
— Нет, вовсе не так. Просто мы все еще прикованы к скале, как та женщина, о которой я тебе рассказывал. Но пройдет всего несколько дней, и мы будем свободны. Мы пересечем Великую реку, которая отделяет нас от другого берега. И тогда наши глаза все увидят как надо. Все станет другим. — И, помолчав, добавил: — Памела, мне нужна твоя помощь.
— Чем я могу помочь тебе?
— Мы завтра уезжаем. Дом будет открыт. Я хочу, чтобы ты взяла ружья и припрятала их.
— Но тогда прольется кровь, Галант.
— Как раз для того, чтобы не пролилась кровь, я и прошу тебя взять ружья. Спрячь их.
Мне стало страшно. Одно дело — вот так лежать в темноте и разговаривать, но красть ружья — дело совсем другое. Ружье — вещь опасная, оно несет смерть.
Я протянула руку и коснулась его.
— Иди ко мне, — прошептала я. — Ночь уже кончается.
Он напрягся, но отрицательно помотал головой.
— Не сегодня, Памела, — прошептал он. — Я хочу тебя. Но слишком многое мешает мне. Только когда я стану свободным человеком, мы снова будем вместе. Иначе все останется по-прежнему.
На восходе они уехали в коляске; лошади гарцевали, словно понимали, что Галант правил ими, — они всегда старались ради него.
В первую же ночь я держала ружья в руках. Я взяла их с полки над кроватью, на которой спала хозяйка, я поглаживала гладкое дерево, и тяжелую медь, и холодные стволы. И вдруг младшая девочка застонала во сне. Я быстро положила ружья обратно. И не потому, что испугалась, как бы не проснулась хозяйка, а из-за ребенка.
На вторую ночь, когда все уже заснули, я бродила по дому как привидение. Я хорошо знала дом и, конечно, могла ходить тут даже в кромешной темноте, не натыкаясь ни на что. Просто я никак не могла заставить себя войти в спальню. Наконец, когда запели петухи, я поняла, что время уходит. Нужно сейчас же взять эти ружья, или случай будет упущен. Я осторожно отодвинула засов на кухонной двери, чтобы потом быстро и незаметно выскользнуть из дому. Но в этот миг меня окликнула хозяйка.
Вранье. Все они врут, коли говорят, что это я украл форму для пуль и отдал Галанту. Он всегда был против меня, этот Галант: вспомнить только, как он накинулся на меня с топором, когда Бет появилась на ферме. Может, он думает, что я простил ему это? А теперь хочет свалить вину на меня. Мы обнаружили пропажу формы, когда они уже уехали. Он, должно быть, сам взял ее. Ничего я про это не знаю и знать ничего не желаю. Мой баас всегда был добр ко мне. Что бы стало со мной без него?
В темноте, перед рассветом, пробудившись ото сна — всегда один и тот же сон, — я услышала какой-то шум на кухне и, выйдя проверить, в чем дело, увидела Памелу, стоявшую у двери.
— Что ты тут делаешь? — спросила я.
Она вздрогнула и обернулась.