- Это ж другое дело, - обрадовался сластена Зииц. - Веди!
И все трое заструились к Поляне.
Темнело быстро. Прежде чем поблекнуть на ночь, краски еще разок вспыхивали, а потом впитывались внутрь травы и листьев, уплывали вверх. Зелень набухала и тяжелела, обретая синие глянцевые тона. Небо светлело, выравнивалось, теряло глубину. А для тави с их фоллями занимался рассвет: все вокруг испускало тепло, и контуры предметов прорисовывались тонкими оттенками на общем белом фоне. Скоро кожа тави тоже стабилизирует цвет. А пока по ней - мгновенная мимикрическая смена пятен под проносящиеся мимо кусты.
Тьоу закинула руку за голову, прострекотала что-то легкое и, не останавливая бега, обернулась всем туловищем назад:
- Знаете, мальчики, если все пройдет удачно, я буду страшно счастлива. А вы?
- По мне и так хорошо, по-старому, - невнятно пробормотал Миччи, на ходу поднося ко рту горсть незрелой, едва начавшей кое-где белеть брусники. Ягода оказалась кислее, чем он предполагал, и лицо его сморщилось.
- Рядом с тобой и березовый сок забродит, бука! - Тьоу засмеялась. - А вот я, мальчики, жду не дождусь, когда расширится наш мир. Я его чувствую, этот мир света и красок. Мы возьмемся за руки, выскочим под раскаленное небо и запоем: "Солнышко, солнышко, выгляни из облачка!"
- Да, найти общий язык с людьми - это на привычной планете обрести братьев по Разуму, - вмешался Зииц. - Хвала и трижды хвала Совету, который наконец решился на эксперимент.
- Не понимаю, чему вы радуетесь? - не сдавался Миччи. - Неизвестно, чем все кончится...
- Ну это ты брось! - Зииц остановился. - Предсказатели по многу раз всякие варианты перечувствовали. Старые даже положили несколько младенцев в строгую спичку - на случай, если мы все-таки утратим себя...
- Видишь ли, самые необратимые изменения подкрадываются и накапливаются постепенно. И не заметишь, и назад не повернешь. Вдруг мы, новые, кинемся уничтожать прошлое? В том числе и спящих младенцев?!!
- Ишь куда загнул! Не настолько же переломится наше сознание!
- Много ты знаешь об Излучении!
Миччи вздохнул и покатился под горку, такой кругленький, взъерошенный и несчастный. Разве он, бедняга, виноват, что волнуется за свои привычки, за настроение тави и особенно - за одну молоденькую симпатичную тавинку с ресницами, как тычинки спиреи?.. А еще, вероятно, он просто боится Излучения: говорят, в какой-то момент наступает боль... Вот Зииц - тот совсем другое дело. Для Зиица безоговорочно хорошо все новое. Ему нравится быть чуточку впереди остальных. К тому же росой не пои - дай покомандовать. Он по уши влез в подготовку и ждет лишь сигнала Граггов. Тьоу тоже всей душой за эксперимент. Но ведь и разделять мнения можно по-разному!
За мыслями Тьоу замедлила шаг, чем тут же бессовестно воспользовался Миччи. Ворча и стеная по поводу раннего вставания, он повалился под кустик и мгновенно захрапел. Хлопотливый Зииц вынырнул из-за пня, прикрикнул на соню и, не ожидая, пока Миччи кончит переминаться с ноги на ногу, умчался доругиваться с занудливым комаром-вегетарианцем, который до лихорадки изводил всех рассказами об отвращении к горячей крови. Вернувшись, Зииц отослал ошалевшую от радости услужить совку с вестью, что с минуты на минуту прибудет на Поляну. Затем прямо с середины продолжил спор:
- Вы себе не представляете, как это здорово - тави и человечество лицом к лицу! Излучение расшатает наши организмы, и мы выйдем под солнце из позорного ночного одиночества!
- А дальше? - возразил Миччи, аппетитно посасывая головку кипрея.
- Что "дальше"? - не поняла Тьоу.
- Ну предстанешь ты перед человечеством - такая шустренькая, юркая, с полупрозрачной кожей, слабенькими четырехпалыми ручками и уродливыми, по их понятиям, глазами - неужели ты думаешь им понравиться?
- А почему нет? - Тавинка искренне удивилась. - Они ведь тоже одни-одинешеньки на планете! Вот и будем дружить. Вы слышите, люди? Примите нас в братья!
Последние слова прозвучали безнадежно-отчаянно, как крайний аргумент в споре, как неожиданная петушиная нотка в голосе подростка. Солнце манило Тьоу крепко и непонятно. Она любила дневные краски, которые урывала для себя ценой обожженных глаз. Потом все тускнеет, сереет, выцветает, но эти первые мгновения Тьоу ухитрялась растянуть в памяти, дополняя солнечными бликами однотонный спектр фолля. Не меньше ее манили и люди. Но кому объяснишь внезапное желание сегодня остановить ту девчонку-грибницу, поболтать с ней, познакомить со смышленым зайцем вместо ожиревшей парковой белки? Тьоу цеплялась за ее курточку, окликала, дергала выбившуюся из-под капюшона прядь, но человеческий детеныш ее не понял. Вдруг и потом не поймут? Нет, лучше об этом не думать. В конце концов, даже Миччи ничего не хочет понять из тихой любви к уюту. Он не любит нового. Ни в большом. Ни в малом. Подскажи ему кто, он и своей осине запретит подрастать, чтоб дом ему ненароком не портила. Если, разумеется, не поленится. С ним и это станется...
Тьоу замолчала, но слова ее задели Миччи:
- "Братья", говоришь? Послушай, вон там топают твои будущие "братья". Хочешь стать похожей на них?
- Миччи, будь объективен! - возмутился Зииц. - Мы должны смотреть на людей с вершины нашей цивилизации, быть достойными встречи...
- Погоди. Я попробую сама. Ладно, Ми?
- Валяй. Только вы все равно меня не убедите. - Миччи примял траву и лег, вяло отстранив от локтя неосторожного светлячка.
- Не понимаю, почему мне надо отказываться от внешности? - Тавинка повернулась к Миччи и сердито пристукнула ножкой.
- Тьоу, да или нет? - настойчиво переспросил Миччи, не открывая глаз.
Тьоу насупилась, отпрыгнула в сторону, взлетела на валун, сильно наклонилась к земле. Невдалеке сонная малиновка чиркнула коготком о намокший край гнезда. Малютка обабок хрустко расталкивал шляпкой мох. Жук-листорез в дурном настроении переползал на соседнюю ветку. Из-за деревьев вынесло шум проходящего вдали поезда, и тотчас, все сметая, налетел запах перегретого рельса.