— Ты, как обычно, к шапочному разбору, Антон… позавтракали мы давным-давно, а сладким я даже с лучшими друзьями не делюсь, сам знаешь — жадная я…
— А я на сладкое не претендую, — веско сказал, как отрезал, Антон, одним движением, будто скользнув по льду на коньках, оказавшись возле буфетной стойки. — Мне бы горького…
И замершей в напряжении, как кролик под взглядом удава, девушке за стойкой романист весело скомандовал:
— Джина! Двести, в один стакан и очень быстро… Кстати, у вас прелестный буфетик, барышня… А тебе, Мишель, пламенный привет от работников пера и клавиатуры!!!
— Ты не исправим, — нарочито вздохнула Ника, покачивая головой.
— У меня абстиненция, — пояснил Антон, ловко выхватывая из руки буфетчицы большой стакан, благоухающий запахом можжевельника. — Считай, не пил полночи, все утро и вот — до сих пор…
— И чем же ты таким занимался все это время? — подозрительно спросила Ника, демонстративно разглядывая очень заметно заляпанные дорожной грязью наружные стороны брюк и рукава куртки романиста.
Подняв вверх указательной палец левой руки, мол, слышал, не торопите, сейчас отвечу, Антон с жадностью припал губами к стакану с джином, ополовинил его в два глотка, удовлетворительно крякнул, слегка мотнув головой, и сказал, обращаясь к Нике, но поглядывая при этом на буфетчицу:
— Эх, закусить бы сейчас поцелуем в алые губки…
— Размечтался… — с легкой нарочитой брезгливостью сморщила носик блондинка. — Сначала скажи, где был и что делал…
— Да к тебе я рвался всем сердцем, легкими, почками, печенью и остальными частями тела, — засмеялся Антон, усаживаясь, наконец-то, за столик и водружая недопитый стакан с джином среди вазочек с пирожными, сахарницей, блюдцем с лимоном и чашкой кофе.
От Карева сильно пахло потом, кожей куртки, дорожной пылью, машинным маслом и крепкими сигаретами, пачку которых он немедленно извлек из кармана и бросил на столешницу. И был романист весь каким-то сильным, крепким, земным и простецким, особенно на фоне леденящего спокойствия Мишеля и пусть нарочитой, снобистской брезгливости, изображаемой Никой. И руки у него были сильными, мужскими, неухоженными, хоть и с ровно и коротко постриженными ногтями, но — не писательские руки, работящие.
Блондинка легким, едва уловимым движением накрыла своей ладонью ладонь Антона, обозначая принятое у них при встрече вместо устных приветствий рукопожатие, и пристально посмотрела в глаза своего мужчины.
— Про то, как концерт задержали, да не просто, а аж два раза, вы и так знаете, — улыбнулся Антон. — Звонил и тебе, и Мишелю из гримерки. Значит, поезд наш — тю-тю, пришлось выдумывать на ходу, как бы поскорее вас догнать, тем более, в столице мне после концерта и делать-то нечего было… Прямо на ходу, на сцене, считай, договорился с нашим клавишником, он же старый байкер, отошел, правда, немного от их регулярных развлечений, но мотоцикл всегда на ходу, разве что — заправиться пришлось по дороге…
— Ты — на мотике прямиком из столицы? — удивленно покачала головой Ника, широко раскрывая глаза. — И во сколько же ты выехал, бедолага?
— Ночью не рискнул, — сознался Антон. — Все-таки, лет уже пять за рулем не сидел, отвык совсем. Рассвело чуток, и — сразу рванул вслед за вами…
— Долго как-то получается, — неожиданно вмешался в разговор Мишель, скорее по своей бухгалтерской привычке подмечать неточности, чем желая уличить собеседника в некой преднамеренной лжи.
— Долго — это не то слово, — согласился Антон, кивая, как послушный ребенок. — Ну, во-первых, дороги у нас, сами знаете, какие… но не это главное, я бы в городе был уже сразу после полудня, если бы не одно приключение…
— После полудня я только проснулась, — серьезно сказала Ника. — Ну, не томи, что там у тебя случилось? Не можешь без приключений?..
— Как бы это приключение нам всем не аукнулось, — сказал, понизив голос, Антон. — Уезд в блокаде…
…Это только в шикарных видовых фильмах главный герой, ну, или кто попроще, пусть и второго плана, но тоже — высокий, красивый и благородный, лихо оседлав мотоцикл, мчится по бесконечной трассе, ловя лицом встречный ветер, и испытывает от этого движения непередаваемое наслаждение. Попробовали бы режиссеры, да и сами исполнители ролей посидеть хотя бы часок в седле, не меняя позы, сосредоточив все свое внимание на стелящихся под колеса колдобинах и камнях, пожалуй, резко изменили свое мнение о прелестях передвижения на двухколесном транспорте. А если делать это еще и после длительного, вытягивающего все силы концерта, буйной, почти бессонной ночи, после шумной ресторанной компании и какой-то невнятной, полной намеков и недоговоренностей застольной беседы с непонятным, но очень опасным человечком, желавшим всенепременно отговорить его от поездки на фестиваль, но отговорить так, чтобы Антон принял его желание за свое… пожалуй, после таких событий поездка на мотоцикле за полтысячи верст покажется чем-то сродни пыткам. И это — невзирая на цель, приз в конце пути в лице маленькой, лохматой и ставшей за последние полтора года такой близкой блондиночки.