И жутко, рывками, болел прижженный раскаленным металлом бок, и слезы непроизвольно катились из глаз, а руки, поднятые высоко над головой, уже перестали ощущаться, будто умершие первыми из всех частей её многострадального тела, но все это показалось Анаконде лишь преамбулой, легким и незначительным происшествием перед тем, чем грозил ей жутковатый взгляд из-под капюшона…
… «нет же, нет, нет, нет, — билась в голове анархистки лихорадочная мысль. — Так не бывает. Так не должно быть… мы же ушли, ушли из этой трансформаторной… ушли… в ночь, в темноту… никто не знал — куда, да и не мог знать. Но то место, это же «нейтралка», там ничего плохого быть не может… потому что таковы правила игры…» Правила игры… их она запомнила едва ли не с детства, с первых осознанных разговоров с отцом, с первых запомнившихся контактов в гимназии… с первых…
Сознание затуманивалось, укутываясь, как ватным одеялом, спасительным забытьем, и только боль изредка напоминала о себе, прорываясь сквозь плотную пелену, через границу небытия… Но даже в полубреду, сквозь плотно сомкнувшиеся веки Анаконда увидела невероятно яркую вспышку света, озарившего подземелье…
Холодный пот на лбу легко стерся движением неповоротливой, затекшей в неудобной позе руки. В номере было тихо, темно и тепло. Из-за полураздвинутых портьер, из черноты ночного окна лился призрачный свет звезд. Затылок изо всех сил вжимался в повлажневшую от пота подушку.
Анаконда открыла глаза. Будто стирая с лица липкую, невидимую паутину зловещего сновидения, провела ладонью по лбу, по щекам. Всё было так, как и должно было быть: номер в санатории, ночная, предрассветная тишина за окнами… вот только сон тревожил, не давал покоя. К чему бы он?.. Казалось, выбравшись из города уже сквозь плотное кольцо парашютистов, очутившись в прибежище городской элиты, в «убежище», гарантирующем жизнь и неприкосновенность всем, здесь находящимся, надо было успокоиться, выбросить из головы нервотрепку и ужасы последних дней, неудачу с Промзоной, отдохнуть от бытовых неудобств подготовки к налету на город…
Рядышком, руку протяни, лежал неподвижно, будто труп, один из уцелевших драбантов. Пожалуй, ему, да еще его напарнику, вызванным тогда к трансформаторной будке, повезло… конечно, все мы смертны, но любой очень хочет оттянуть последний миг, особенно если тебе не исполнилось и тридцати. Вот оба они и оттянули. Да не просто оттянули, попали в уютное гнездышко, полное спиртного, девиц легкого поведения, шальной музыки. И при этом им совершенно не нужно заботиться здесь о сохранности тела своей атаманши. И она ни в чем их не ограничивала, разве что спать заставляла с собой, но и это было приятно, в постели Анаконда сто очков вперед могла дать любой профессионалке.
«Черт возьми, и чего ж он не шевелится даже? — с легким раздражением подумала анархистка, спросонья присматриваясь в темноте к соседу по постели. — Может, помер?.. как там бывает — рвотой захлебнулся с перепою или еще чего… хотя, кажется, когда ложились, он вовсе был не пьян…» Вытянутые пальцы наткнулись на что-то липкое, неприятное, скользнули по соседней подушке. «Так и есть…» Анаконда брезгливо отряхнула пальцы, одновременно включая стоящий на тумбочке рядом с кроватью маленький ночничок…
Драбант лежал навзничь, укрытый по грудь покрывалом, потому что анархистка без разговоров забрала себе перед сном общее одеяло, и не шевелился. Сначала Анаконда даже не поняла, в чем дело, и лишь секунду спустя осознала, что голова телохранителя отделена от туловища и лежит на подушке отдельно, только лишь приставленная к плечам. Окровавленная подушка чуть всхлипнула, стоило лишь коснуться её кончиками пальцев, кровь не только не успела застыть, свернуться, но и даже толком впитаться в перья и пух.
Совершенно ошалевшая Анаконда приподнялась, бездумно усаживаясь на постели и внимательным, сумасшедшим взглядом разглядывая свои окровавленные пальцы. Что-то знакомое и неузнаваемое мелькнуло на периферии зрения, и анархистка отвлеклась от своих рук, глянула в сторону кресла… В нем сидел второй драбант, одетый, как для полуночной прогулки, в теплый свитер, пятнистые брюки, высокие, начищенные сапоги. Вот только куртка висела на подлокотнике кресла. Анаконда успела поморщиться, она за эти несколько дней столько раз напоминала своим телохранителям, чтоб ходили по её номеру без обуви… и только тут она смогла заметить в слабых отблесках ночничка, что свою собственную голову, аккуратно, будто по линейке, отделенную от туловища, драбант держит на коленях…