Она еле удержалась, чтобы не усмехнуться — Сашу она знала. И слишком хорошо.
— Он человек неплохой, несмотря на то, где он работает… Пойдем, — попросил Алексей, обняв ее, — а то Маша волноваться начнет.
Катя кивнула и позволила ему увести ее назад в квартиру, откуда уже слышались «Брызги шампанского».
«Он человек неплохой, несмотря на то, где он работает», — слова Алексея так и стояли у нее в голове. Нет, он плохой. Она до сих пор, спустя эти три года, что прошли с той самой ночи, все еще не могла его простить за Власа. Хоть Катя и помнила, что Александр вернул ей детей, наверняка нарушив приказ, но продолжала ненавидеть за Власа.
Прошло почти два часа нового года, а Вера с Марком ушли, так что в гостиной за столом остались сидеть лишь пятеро. Мужчины вспомнили забавные случаи из своей школьной жизни, Маша громко смеялась, иногда утирая слезы из уголка глаза, а Катя думала лишь о том, как бы поскорее уйти. Ей было некомфортно находиться рядом с Александром, который иногда посматривал в ее сторону.
— О, Саш, давно спросить хотел, — произнес Алексей, вспомнив кое-что. — Ты только в Ростове работаешь? Или в Краснодаре?
— Ну почему, — тот немного смутился, но все же ответил, — раньше работал в Краснодаре, сейчас в Ростов перевели.
— А ты был при тех задержаниях в тридцать седьмом?
— А что? — Александр насторожился.
— У Кати ее… В общем, ее первого гражданского мужа тоже забрали тогда в декабре. Ты не знаешь, что с ним могло произойти?
Катя встретилась взглядом с Александром. Она смотрела долго, ожидая его ответа и прожигая его взглядом. Она надеялась, что он промолчит или хотя бы скажет, что ничего не знает.
— Не знаю, — наконец, после продолжительного молчания ответил он. — Против каждой десятой фамилии было написано «10 лет лагерей», а напротив остальных — «Расстрелять». Но не думаю, что ее м… он смог попасть в ту самую десятую фамилию, потому что их, в основном, отбирали, если они нужны нашей власти… Так что, сожалею, — он кашлянул в кулак и, встав рывком из-за стола, вышел из комнаты.
Катя, бездумно глядя куда-то в пол и даже не дыша, никак не могла поверить в то, что услышала. Она все еще надеялась и верила, что Влас где-то далеко в лагере. Пусть пройдет пять, десять, двадцать лет, но он вернется. Правда, она уже и не знала, хочет ли она сама этого? Она уже так привыкла к жизни под Миллерово, привыкла к Алексею… Да, пусть она не любит его так, как любила Власа, но…
— Кать, — позвал ее Алексей, вырывая ее из мира мыслей. Она медленно поднялась. — Кать, ты чего?
— Катенька, — улыбнулась Маша, взглянув на нее, — а куда это ты собралась?
— Я детей проверю, — она слабо улыбнулась и, чуть пошатываясь, ушла в дальнюю комнату.
Алексей встал следом и прошел вместе с ней. Оставив ее у двери, сам ушел на лестничную площадку вслед за Александром курить.
Катя чувствовала, что ей просто надо побыть наедине с самой собой, со своими мыслями. Поправив одеяльца детей, она устало опустилась на стоящий у шкафа стул и, упершись локтями в колени, спрятала лицо в раскрытых ладонях. Она уже пожалела, что согласилась отпраздновать праздник в Москве.
Ее внутренняя рана уже успела зажить, оставив после себя глубокий шрам. Но Алексей зачем-то решил спросить этого Александра… и рана вновь начала кровоточить. Кате стоило тяжелых усилий заставить себя поменьше вспоминать о Власе, она и так стала забывать, а он снова напомнил обо всем. А этот самый лейтенант еще влез, расковырял рану ножом, рассказав ей о каждой десятой фамилии, и так все оставил…
Немного переведя дух, Катя вышла из комнаты и уже хотела было вернуться в гостиную, как заметила, что Александр, который уходил на лестничную площадку покурить (Алексея там уже не было — видимо, вернулся ко всем), надевает в полутемном коридоре свою шинель. Она поняла, что он собирается уходить, но спрашивать куда не спешила — просто стояла и смотрела на него.
— Прошу прощения за испорченный праздник, — произнес он, застегивая пуговицы. Стоя в нескольких шагах от него, Катя чувствовала крепкий запах его сигарет.
Он еще пару секунд постоял и молча посмотрел на нее, будто хотел сказать что-то еще, но лишь невесело ухмыльнулся, выдавил из себя «Мне искренне жаль» и вышел за дверь, попросив закрыть за ним.
Уже услышав, как его шаги стали тише и грохотали где-то на нижних этажах, Катя подошла к двери, закрыла и прислонилась к ней спиной. В Москву она больше не хотела никогда приезжать.